Инженер 3 - Алим Онербекович Тыналин

Посреди всей этой суеты стоял Кулаков. В серой холщовой рубахе, засученной по локти. Руки толстые, мускулистые, покрытые белыми разводами извести. В одной руке держал кельму, в другой кирпич. Командовал зычным голосом, показывал подмастерьям, как класть правильно.

Телега остановилась у края площадки. Я слез, расплатился с возницей. Тот кивнул, развернул лошаденку обратно и уехал.

Степан Кузьмич, мой прораб, стоял в стороне, наблюдал за работой каменщиков. Увидел меня, подошел и снял картуз:

— Здравствуйте, Александр Дмитриевич. Давно уже работают, с самого утра. Споро идет.

— Вижу, — ответил я, оглядывая стены. — Сколько рядов положили?

— Девять вроде. Может, десять в некоторых местах.

Я кивнул, направился к фундаменту. Кулаков заметил меня краем глаза, обернулся. Лицо на мгновение приняло недовольное выражение, но тут же разгладилось. Он отложил кирпич и кельму, вытер руки о порты, подошел.

— Здравия желаю, ваше благородие, — поздоровался он, не снимая картуза. Сказал уважительно, но в глазах читалась настороженность.

— Здравствуй, Егор Петрович, — ответил я. — Как работа? Все идет по плану?

— Идет, — коротко бросил Кулаков. — Девять рядов положили. К вечеру еще пять-шесть положим. Завтра к обеду первый аршин будет.

— Хорошо. Покажи, что сделано.

Кулаков едва заметно поморщился, но повел меня вдоль стены. Я шел медленно, внимательно осматривая кладку.

Кирпичи лежали ровными рядами, каждый следующий смещен на полкирпича относительно нижнего. Перевязка правильная, классическая. Швы между кирпичами тонкие, равномерные, заполненные серым раствором. Поверхность стены гладкая, без выступов и впадин.

Я остановился, достал из кармана складной ватерпас. Приложил к верхнему ряду кирпичей, посмотрел. Пузырек встал точно по центру.

— Горизонтальность хорошая, — сказал я.

Кулаков хмыкнул:

— А как же. Не первый год кладу.

Я переложил ватерпас, приложил к другому участку стены. Проверил. Снова ровно. Еще раз переложил, проверил третий участок. Везде идеально.

Потом достал из другого кармана отвес, железный конус на длинной веревке. Приложил веревку к верхнему ряду кирпичей, отпустил груз. Конус повис в воздухе, веревка натянулась. Я посмотрел, как она идет относительно нижних рядов.

Вертикально. Без отклонений.

Переместился к углу. Повторил процедуру. Снова вертикально.

Кулаков стоял рядом, скрестив руки на груди, наблюдал за моими манипуляциями. По лицу читалось нетерпение. Видно, проверки ему не нравились.

Я обошел весь периметр, проверяя каждый угол, каждый участок стены. Горизонтальность, вертикальность, толщина швов. Все правильно, аккуратно и профессионально.

Наконец вернулся к Кулакову, спрятав инструменты в карманы:

— Работа добротная. Замечаний нет.

Кулаков облегченно выдохнул, но тут же нахмурился:

— Вот и хорошо. Может, тогда дадите нам работать спокойно? А то пока вы тут ходите, проверяете, люди стоят и время теряют.

В голосе прозвучала отчетливая дерзость. Не откровенная грубость, но и не совсем почтительная вежливость. Он забыл с кем разговаривает.

Я холодно посмотрел на него:

— Егор, я инженер этой стройки. Проверять работу моя обязанность. И буду проверять столько, сколько сочту нужным. Тебя это касаться не должно. Твое дело класть кирпич как следует. Мое дело следить, чтобы ты клал правильно.

Кулаков сжал челюсти, борода ощетинилась. Глаза сердито блеснули из-под насупленных бровей. Он явно хотел возразить, но сдержался. Все-таки понимал разницу между нами. Он мужик, каменщик, пусть и опытный мастер. А я дворянин, офицер, инженер. Не его уровень пререкаться.

— Слушаюсь, ваше благородие, — процедил он сквозь зубы. — Как прикажете.

— Вот и отлично. Продолжай работу. Только учти буду проверять каждый день. Особенно первые два аршина кладки. Они задают направление всей стене. Малейший перекос сейчас, через месяц вся стена завалится.

— Знаю я это, — буркнул Кулаков. — Не первую стену кладу. Церковь в Крапивне три года стоит, ни трещинки.

— Потому что хорошо клал, — согласился я. — Вот и здесь клади так же. Тогда вопросов не будет.

Я отошел в сторону, наблюдая, как Кулаков вернулся к работе. Подмастерья, притихшие во время нашего разговора, снова принялись за дело. Замешивали раствор, таскали кирпичи, укладывали ряды.

Степан подошел и встал рядом:

— Строгий вы с ним, Александр Дмитриевич.

— Иначе нельзя, — ответил я. — Мужик опытный, но норовистый. Дай слабину на голову сядет. А потом халтурить начнет, раствор жидкий лить, швы толстые делать, чтобы побыстрее управиться. Нет уж, пусть знает, что я за каждым кирпичом слежу.

— Оно верно, — согласился Степан. — Подрядчики народ хитрый. Глаз да глаз нужен.

Я достал из кармана часы на цепочке. Серебряные, с гравировкой на крышке. Открыл крышку, посмотрел на циферблат. Половина второго.

— Когда у них обед?

— Скоро уже. Кулаков говорил, в два часа перерыв делают.

Я кивнул, спрятал часы обратно. Решил дождаться обеда, посмотреть, как каменщики управляются. Потом уехать в Тулу, там еще остались дела.

Прошло минут десять. Кулаков выпрямился, вытер пот со лба рукавом, зычно гаркнул:

— Обед, робята! На час отдыхаем!

Каменщики отложили инструменты, отошли от стен. Уселись в тени телеги, достали узелки с едой. Черный хлеб, вяленая рыба, луковицы. Кто-то принес ковш с водой из бочки, все пили по очереди.

Кулаков не присоединился к ним. Остался стоять у стены, рассматривал свежую кладку критическим взглядом. Видно, мастер своего дела, даже в перерыв о работе думает.

Я снова подошел к нему:

— Егор Петрович, насчет раствора. Какую вы используете пропорцию?

Кулаков обернулся, недовольно поморщился, но ответил:

— Три части песку, две части извести. Вода по потребности, чтобы густота правильная была.

— Битый кирпич добавляешь?

— Нет. Зачем? Известь хорошая, держит крепко.

Я нахмурился. Битый кирпич в растворе увеличивает прочность, делает схватывание быстрее. Я специально указывал это Баранову при обсуждении материалов.

— Я велел добавлять битый кирпич. Одну часть на пять частей смеси.

Кулаков скривился:

— Это лишнее. Раствор и так получается хороший. Битый кирпич только мешает, создает неровности.

— Битый кирпич укрепляет раствор, — твердо сказал я. — Особенно при больших нагрузках. А у нас на втором этаже будет паровая машина стоять, у нее огромный вес. Раствор должен держать крепко.

Кулаков замолчал, глядя на меня исподлобья. Молчание затянулось. Видно, он взвешивал, стоит ли спорить дальше.

Наконец неохотно буркнул:

— Ладно. Будем добавлять. Только где брать битый кирпич? Его же приготовить надо, молотом колоть.

— У Степана есть запас. Мы еще при заливке фундамента готовили. Осталось пудов пять. Хватит на первое время. Потом еще привезем.

Я обернулся к Степану:

— Степан, покажи Егору Петровичу, где лежит битый кирпич. Пусть его люди добавляют в раствор.

— Слушаюсь, Александр Дмитриевич, — кивнул Степан.

Кулаков стоял мрачный, борода топорщилась. Я видел, что он сдерживается из последних сил. Не привык, чтобы ему указывали, как работать. Самолюбие мастера задето.

Но молчал. Понимал, что ослушаться не может. Я заказчик, я плачу деньги, мое слово