Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

Минут через десять снял сюко и продолжил движение ползком, пока не добрался до темной стены здания, которая прямо таки излучала теплом. Видимо, облицована какой-нибудь твердой магматической горной породой типа диабаза. Там я встал, потому что на темном фоне еле заметен. Двигаюсь бесшумно и плавно, раскачиваясь, как привидение, а не человек. Если какой-нибудь абориген увидит мой «танец», то, вероятнее всего, зажмурит глаза и помолится своим богам, но подойти побоится.

Двери в здании, внешняя и ведущая в зал для пиршеств, не заперты и в помещении между ними никого. Я бесшумно приотворяю правую створку второй двери, тяжеленную, тихо поскрипывающую. Изнутри просачивается горьковатый запах горелого оливкового масла, которым в богатых домах заправляют лампы, и сладкий до тошноты ванили. Такое впечатление, что внутри кондитерский цех. Я терпеливо жду за приоткрытой створкой. Если внутри есть кто-нибудь бодрствующий, обязан из вредности подойти и закрыть. То ли там никого нет, то ли человек попался хороший. Я ложусь на пол, гладкий, мраморный, заползаю внутрь зала для пиршеств. Запах ванили становится ядренее, перешибает остальные. Внутри настолько тихо, что это сперва настораживает. Я двигаюсь вдоль левой стены. В предыдущий мой визит сюда там были каменные полки типа невысоких трехъярусных этажерок, на которых стояла стопками посуда. Добираюсь до первой, обшариваю ее. На нижней полке глиняная посуда, на средней — лакированная деревянная, на верхней — рога с металлическими деталями. Это мне неинтересно. Переползаю к следующей, которая примерно в полуметре от первой. На ней внизу кувшины, глиняные, стеклянные и из тяжелых, драгоценных металлов, серебро или золото, точнее не могу сказать. Сгодятся, если ничего лучше не найду. На третьей кубки из разных материалов и только на четвертой тарелки разного диаметра и глубины. На верхней полке, судя по тяжести, из золота и серебра. На ощупь различить, из какого металла, не могу. Исхожу из того, что золотые обычно делают тоньше, и выбираю именно такие. Первой беру диаметром сантиметров тридцать и с высокими бортами, вторую поменьше кладу в нее, потом третью еще меньше, четвертую — формирую что-то типа полуматрешки.

В этот момент и слышу шаги и голоса. Говорят на фарси, но слова разобрать не могу. Не меньше двух человек. Как минимум, у одного факел, потому что лучики красноватого света протискиваются в просвет приоткрытой двери. Я приседаю за каменной «этажеркой» и достаю из-за ремня сюрикены. На дистанции метров десять они самое то. Не всякий сможет уклониться.

— Наверное, какой-то раб забыл закрыть, — зайдя в зал, сердито говорит кто-то на фарси.

Свет факела освещает пустое помещение с не накрытыми столами и пуфами возле каждого. У противоположной стены такие же каменные «этажерки» с посудой. Отмечаю, что на расположенной прямо по курсу стоит наверху прислоненное к стене, золотое блюдо диаметром с полметра, а рядом с ним стопка других, поменьше. Поднимаю взгляд вверх и замечаю, что нижняя из отобранных мной тарелок тоже золотая, а на соседней полке наверху кубки с драгоценными камнями на боках.

— Никого, — произносит тот же голос.

— Я же говорил, не надо заходить, вводить себя в искушение! — насмешливо говорит другой.

— Мы ведь ничего не взяли! — обиженно оправдывается первый.

— Пока ничего! — весело бросает его собеседник и советует: — Пошли отсюда, пока что-нибудь не приглянулось!

Они уходят, закрыв за собой обе двери.

Дождавшись, когда стихнут шаги и голоса, складываю заготовленную стопку в кожаный рюкзачок, пошитый по моему заказу в прошлую эпоху. Добавляю к ним пару крайних кубков. Всё, больше не надо, иначе украденное будет сильно выпирать, привлечет внимание. Да и тяжеловата добыча.

Возле входной двери долго жду, слушаю, что там за ней. Пока тихо. Надеваю сюко, чтобы в случае чего метнуться к стене и быстро подняться на нее, плавно приоткрываю дверь. В ноздри бьет свежий воздух, наполненный запахом выжженной солнцем земли. Снаружи ни души. Выхожу на четвереньках, напоминая собаку, плотно закрываю дверь. Встав в полный рост, смещаюсь плавно, раскачиваясь, вдоль стены к углу здания, поворачиваю к крепостной стене. Где-то неподалеку трещит сломанная ветка. Видимо, стражники оказались умнее, чем я предполагал. Приседаю, сжавшись, жду. На темном фоне стены меня можно принять за крупную собаку. Тишина, только где-то вдалеке ухает сова. Их много в Вавилоне, Не знаю, где гнездятся, но часто слышал их голоса и пару раз видел серо-рыжих ушасто-глазастых на пальмах.

Я встаю и, бесшумно и плавно, в раскачку, приближаюсь к стене. Никто на меня не напал. Переоценил я стражников. На таких теплых местах служат не самые ретивые, а те, кто умеет устраиваться по жизни. Стремительно поднимаюсь по внутренней стороне крепостной стены, пересекаю сторожевой ход и немного медленнее спускаюсь по наружной. Иду вдоль Дворцового рва, как называют канал, который пересекает город по кривой от почти северо-западного угла до почти юго-восточного. Неподалеку от моста через него замечаю еще одну проблему: со стороны Эсагилы идет отряд человек пятнадцать с двумя горящими факелами, один спереди, другой сзади. По каменному крутому склону канала спускаюсь под мост, спугнув несколько лягушек, которые звонко плюхаются в воду, которая воняет болотом. Может, мне показалось, но в предыдущую эпоху запах был приятнее. Впрочем, я тогда не лазил под мостами внутри города.

Отряд проходит надо мной, бряцая оружием. Двигаются молча и быстро. Кто-то громко кашляет, а потом харкает в воду. Куда можно спешить ночью, не знаю. Может быть, это тайная полиция, местный вариант сталинского НКВД, который приходил за жертвами по ночам, чтобы меньше было свидетелей. Читал воспоминания, что те, кто имел возможность, спали днем, а ночью ждали решения своей судьбы.

Добравшись до Эсагилы, переодеваюсь, переупаковываю добычу, чтобы не звенела в рюкзаке при ходьбе, и ложусь спать на все еще теплых камнях. Вырубаюсь сразу. Не знаю, почему, но после подобных приключений сплю, как убитый. Ни снов, ни, тем более, кошмаров.

Просыпаюсь с первыми лучами солнца, яркими, горячими. Встаю, разминаюсь, смотрю, что украл. Две тарелки оказались серебряными, но самая нижняя и большая из золота, как и оба кубка, на боковых стенках которых лазуриты. Драгоценные камни компенсируют ошибку с благородными металлами. На том месте, где я лежал, устраивается черно-белый кот. То ли это его постоянное место, то ли перешел на нагретое. Выйдя с территории храма, пристраиваюсь между двумя группами торговцев с корзинами и узлами, направляющихся к рынку у ворот богини Иштар. Стражники, человек двадцать, не обращают на нас внимания. Их интересуют те, кто хочет зайти в город