Палач - Фрэнк Райли

   - Впечатляющее появление для того, у кого было всего пять минут на переодевание! Твоя прекрасная жертва еще не прибыла.

   Жак с каменным лицом проигнорировал его.

   Взрыв криков, раздавшийся с трибун, заставил бейлифа вскочить на ноги.

   - А вот и она! - объявил он с предвкушающей улыбкой. - Смотри внимательно, сэр Жак, оно того стоит!

   Хотя это было самое трудное, что он когда-либо делал, Жак воздерживался от того, чтобы смотреть, пока женщина и два её надзирателя почти подошли к ступеням платформы.

   А потом он посмотрел прямо на нее, и потрясение от этого было сродни физическому удару. Да, это была Энн. Даже спустя столько лет в этом не было никаких сомнений. Она была такой же высокой, как он ее помнил, и в изгибе ее загорелых плеч были те же мягкость и теплота. Он внезапно ощутил прежнюю тоску по ней.

   На ней был бархатный балахон, небрежно накинутый на плечи, что было жестом презрения. Под ним было полупрозрачное платье смерти. Ее густые светлые волосы, гораздо более длинные, чем было принято в то время, каскадом ниспадали на плечи. На ее ногах были серебряные сандалии, которые она позже снимет вместе с бархатным балахоном, как раз перед тем, как взойти на помост в кругу казни.

   Двое надзирателей, каждый в шапочке с черепом и длинном черном балахоне без рукавов, подвели ее к скамье подсудимых, расположенной под возвышением, где сидели судьи. Вид ее стал для Жака настоящей пыткой, словно на его теле открылась старая рана. Он знал, что через мгновение их взгляды встретятся, но напряженным мышцам его шеи не хватало сил, чтобы отвернуться.

   Время было благосклонно к ней, подумал Жак каким-то уголком своего оцепеневшего мозга. Вокруг ее рта и глаз были заметны следы его течения, но оно дало ей то, чего не могла дать молодость. В изгибе ее губ читалось понимание, и он подумал, что ему сейчас скажут её глаза.

   Но сначала она с некоторым удивлением взглянула на двух надзирателей, державших свои изогнутые посохи в боевой готовности. Затем ее взгляд презрительно скользнул по полукругу пустых судейских кресел. Он миновал бейлифа так быстро, что тот почувствовал себя обманутым, а затем остановился на Жаке.

   Он прочел в её спокойном взгляде, что она ожидала увидеть его здесь, и что она не удивлена тем, что с ним сделали годы. Возможно, она видела его фотографии в газетах или даже наблюдала за некоторыми из его казней. Но он хотел знать больше, и он попытался заглянуть глубже в свет и тени ее глаз.

   Он обнаружил, что то чувство все еще было там, испытывая эгоистичное удовольствие от того, что она не нашла того, чего он не смог ей дать. Бесконечные поиски, стремление к чему-то, что никогда не выражалось словами, неудовлетворенное желание - всё это всё ещё было там.

   Он знал, что она читает его по тому же принципу, но не мог понять, что она обнаружила. Наконец, именно она первой отвела взгляд от его лица, но не сдавшись, а, скорее, для того, чтобы внимательно его оценить. Он чувствовал, как ее взгляд скользит по напряженным мышцам его щек, по рукам, по побелевшим костяшкам пальцев, покрытых шрамами, по его ботинкам, теперь серым от пыли, покрывшей их после прохода по арене. Когда она снова посмотрела на него, ее ненакрашенные губы изогнулись в слабой улыбке.

   «Она знает», - подумал Жак. «Она знает, что я не хочу ее убивать!» И тогда его мучения стали невыносимыми. Какая ирония в том, что после стольких лет жизни они снова встретились именно в этот момент. У него возникло непреодолимое желание выхватить пистолеты из серебряной шкатулки оруженосца и попытаться увести ее с арены, готовясь сразиться с любым, кто рискнёт их остановить.

   Затем он понял, что бейлиф снова встал, что сотни тысяч зрителей вскочили на ноги. Из главного туннеля донеслись звуки фанфар, возвещая о прибытии судей. Инстинкт заставил Жака вскочить на ноги. Энн осталась сидеть и поднялась только после того, как надзиратели ткнули ее своими изогнутыми посохами.

   - О-да, о-да, о-да! - крикнул бейлиф в микрофон, спрятанный в резной голове кабана. - Сейчас два часа по-о-ополудни, и наши глашатаи с помощью затейливо украшенных труб, возвещают всем господам, дамам и прочим благородным женщинам о приближении высокого и почтеннейшего су-у-уда! Оставайтесь стоять, пока упомянутый суд не займёт свои места!

   Главный Судья, величественно суровый, возглавлял процессию судей, секретарей и пажей, пересекавших арену. Они поднялись на помост, шагая в ногу. Когда все судьи в мантиях и париках расселись по местам, бейлиф поднял свой посох, успокаивая толпу, шумящую в предвкушении. Высоко на вершине одной из северных башен скрытые камеры фиксировали эту сцену и транслировали ее по всей Земле, а также на спутники и отдельные аванпосты на других планетах.

   Один из секретарей взял пять свитков пергамента, развязал на каждом алую ленту и передал их судьям. Главный Судья под предлогом того, что просматривает свой, кивнул бейлифу, чтобы тот представил подсудимую.

   Лукаво подмигнув Жаку, бейлиф решительно взял Энн за руку и провел ее на три шага вперед. Главный Судья нервно откашлялся и спросил:

   - Это леди Энн из Коберли?

   Прежде чем бейлиф успел дать ему ответ, Энн раздражённо ответила сама:

   - Я Жетон № 7462883, отдел транзисторов, «Коберли Прецизион Продактс, Лтд».

   Главный Судья нахмурился, став свидетелем такого нарушения придворного этикета.

   - Вас что, не проинструктировали должным образом?

   Энн пожала плечами, и свободное одеяние соскользнуло ещё ниже.

   - Наверное, да, но стоит ли тратить столько времени впустую? У вас же есть протокол перед глазами!

   Судьи обменялись многозначительными взглядами, и по трибунам пробежал восторженный шепот. Жак почувствовал, что время на исходе. В любом случае шансы на помилование для любого осуждённого были невелики, а учитывая отношение Энн...

   На лице Главного Судьи застыло бесстрастное выражение.

   - Вы обвиняетесь в том, что лишили жизни мужчину, - торжественно начал он.

   - Это неправда! - прервала его Энн.

   Ее внезапное заявление вызвало изумленный вздох у зрителей. Судьи настороженно подались вперед.

   - Согласно имеющимся доказательствам... - снова начал Главный Судья.

   - Он не был мужчиной!