Палач - Фрэнк Райли

   Женщины в первых рядах перегибались через перила. Некоторые протягивали к нему руки, предлагая цветы и платки, хрипло умоляя его прикрепить их к его одежде во время казни. Другие сидели неподвижно, как завороженные, с приоткрытыми влажными губами. Мужчины рядом с ними вжались в свои кресла, глядя на него так, как воробьи смотрят на свернувшуюся змею. Продавцы лент и сувениров, пирожных и напитков молча стояли, пока он проходил мимо них. Флейты, цитры и цимбалы, мелодичные голоса менестрелей подхватили мрачную песню смерти:

   - Прощайте, друзья мои, время не щадит никого,

   Я ухожу, и вы тоже уйдете;

   Но на этом пути — песнь последняя, что спою, —

   Requiem aeternam[9]…

   Прогулка по арене длилась целую вечность, а потом все закончилось, и он взошел на свой помост.

   Нарастающий гул, похожий на шум далекого прибоя, прокатился по трибунам. Энн встала на краю помоста. Она сняла сандалии, распахнула бархатный балахон и передала его одному из надзирателей. Гул нарастал, аккомпанируя приливу крови к вискам Жака. Легкий ветерок плотно прижал полупрозрачное платье смерти к её обнаженному телу, пока она уверенно спускалась по ступеням, чтобы тоже обойти арену. Ее ноги поднимали маленькие облачка серой пыли, тут же закручиваемые ветром и уносимые прочь. Монах следовал в нескольких шагах позади неё. У помоста он протянул ей руку. Она отказалась и взошла на него без посторонней помощи. Склонив голову, монах направился обратно к судейской платформе.

   Почти сразу появились оруженосец Жака и мальчик-паж. Они вместе прошли часть арены. У каждого на черной атласной подушке лежало по пистолету. На краю круга казни их пути разделились, и они направились к своим помостам. Дрожащий паж первым протянул Энн ее пистолет.

   - Ты помнишь свои инструкции? - спросил он дрожащим голосом, зафиксированным для видеотрансляции микрофоном, висевшим у него под одеждой.

   - Да, спасибо.

   Энн, держа пистолет наготове, посмотрела в сторону Жака через разделявшее их шестидесятифутовое пространство.

   Заледеневшими пальцами Жак взял у своего оруженосца второй пистолет и понял, что прошел черту невозврата.

   Но он не знал, не мог знать, что сделает, когда прозвучит сигнал к казни. «Не подведи меня снова», - просила Энн. Но что она имела в виду? Даже в этот последний момент ее улыбка была такой же загадочной, как и всегда.

   Паж и оруженосец поспешно вернулись на свои места у края арены.

   Бейлиф поднял свой черный жезл и вымпел, и держал их поднятыми, пока Главный Судья не кивнул, затем торжественно опустил. Труба издала высокую, чистую ноту.

   Сигнал был подан.

   Жак оставался неподвижным, ожидая знака от Энн. Но она тоже ждала, слегка приподняв подбородок. Чего она ждала? Чего она ожидала от него?

   Сотни тысяч зрителей на трибунах затаили дыхание.

   И тогда Энн сделала столь быстрое движение, что оно стало для него полной неожиданностью. Ее пистолет взметнулся вверх и выстрелил одним плавным движением. Пуля просвистела в воздухе рядом с ухом Жака, так близко, что на долю секунды ему показалось, что в него попали.

   Сквозь оглушительную тишину до него донесся голос Энн, в котором звучали и насмешка, и мольба:

   - В следующий раз я не промахнусь, Жак!

   И он знал, что она не промахнётся. Он видел слишком много выстрелов, чтобы не распознать отличную технику. Если она научилась так хорошо стрелять, то, без сомнения, могла попасть в него и с первого раза.

   Жак все еще не мог понять ее мотивов, но у него больше не было времени размышлять об этом. Его сознание хотело, чтобы она снова выстрелила и положила конец этому ужасному сну. Но инстинкт самосохранения был слишком силен; уроки академии ФБВС были очень хорошо усвоены. Оцепенение покинуло его, и он следил за ее глазами, ожидая предательского блеска, за долю секунды предупредившего бы его о ее следующем выстреле.

   Предупреждение последовало, и он воспользовался им. Его выстрел попал Энн в правое плечо. Ее вторая и последняя пуля вонзилась в пыль на полпути между ними. Она развернулась, сбитая ударом пули, и наполовину соскользнула, наполовину упала с помоста. Но она осталась на ногах, опёршись левой рукой о помост. Красное пятно расползалось от ее плеча к груди и вниз по боку. В ее глазах были шок и боль, но на губах все еще играла полуулыбка.

   - Une[10]! - закричала толпа, отсчитывая его первый выстрел.

   Жаку больше не требовалась его собственная воля. Неумолимая сила тысячи смертей увлекла его за собой, подавив все остальное.

   - Deux[11]! - закричали сотни тысяч голосов. - Deux! Deux!

   Его второй выстрел попал Энн значительно ниже левого плеча, лишая ее опоры о помост, и она распростёрлась в пыли. Однако ее воля была настолько несгибаемой, что она сцепила руки и поднялась на колени. Вся верхняя часть ее тела была покрыта пылью и алыми разводами.

   - Trois[12]!" - кричала обезумевшая толпа. - Trois! Trois!

   Женщины срывали с себя одежду и с упоением размахивали ею.

   - Trois! Trois! Trois!

   Третий выстрел был едва слышен. Энн подняло с колен и отбросило назад. Она дважды перевернулась, затем замерла лицом вниз, впиваясь пальцами в твердую землю.

   С последним выстрелом ярость покинула Жака. Он заморгал, как человек, очнувшийся от ужасного сна и уставился на содрогающееся тело Энн, не веря, что мог сотворить подобное. Он окликнул её и бросился к ней большими прыжками. Его тело сотрясалось от рыданий.

   Он нежно перевернул ее, убрал спутанные волосы со лба, попытался стереть грязь и пузырящуюся кровь с ее губ.

   К ним подбежал сотрудник ФБВС с микрофоном. Одним грозным взглядом Жак заставил его отпрянуть.

   - Энн... Энн... - закричал он. - Что я наделал?

   Ее остекленевшие, полные боли глаза на мгновение прояснились, и она притянула его ближе. В них, несмотря на всю боль, наконец-то воцарился покой. Ни упреков, ни разочарований. Только покой. И тогда он понял то, что должен был понять давно: когда человек живет в единстве со Смертью, он не может ни дать кому-либо меньше, ни ожидать большего.

   Пальцы Энн скользнули по