Княжич - Николай Михайлович Ярыгин

комнату, в которой находился. Размышления его были прерваны вошедшей в комнату матерью парня. Это была молодая женщина, где-то тридцати с небольшим лет. У матери было симпатичное и очень доброе лицо, серые глаза и выбивающиеся из-под платка волнистые локоны русых волос. Дмитрию почему-то при виде ее захотелось заплакать, но он неимоверным усилием сдержался.

– Как ты себя чувствуешь, сынок? – спросила она с порога сидящего на лавке Дмитрия.

– Голова болит, и слабость во всем теле, – ответил он.

Женщина подошла и погладила его по голове, и такое блаженное чувство охватило Дмитрия, что он схватил ее руку и поцеловал.

– Ну что ты, мой милый, все будет хорошо, старая Явдоха сказала, что ударили тебя сильно, когтями полоснули, но страшного ничего нет, выздоровеешь. Герой ты мой, – погладила она осторожно его по голове, – и как только смог и себя, и Лизу оборонить. Не всякий-то мужик взрослый так биться будет. Пошли поснедаешь, а то совсем глаза запали, смотрю, – говоря это, она чуть наклонилась, заглядывая в глаза Дмитрию. Тот поднялся и неожиданно пошатнулся. Мать подхватила его под руку и помогла утвердиться на ногах.

– Ну что, пойдем? – спросила она.

И они не спеша двинулись в горницу, которая находилась рядом со стряпущей[3]. Мать осторожно придерживала его за руку, а Дмитрию было неудобно, что она с ним ведет себя как с маленьким ребенком.

На первое кухарка подала похлебку из пшена, сала и взбитых яиц, заправленную укропом. Потом были пироги с рыбой, которые он запил взваром и, отдуваясь, отвалился от стола. Все время, пока он ел, мать не отрываясь смотрела на него, подперев подбородок рукой и по-доброму улыбаясь. Тут же крутилась и Лизка, она стащила с блюда пирог и, присев на лавку, ела его, откусывая маленькими кусочками.

– Ну что, пойдешь полежишь еще? – спросила его мать.

– Нет, посижу на крыльце, – проговорил Дмитрий.

Выйдя из дома, он вдохнул теплый летний воздух, и у него закружилась голова. Он осторожно присел на ступеньку крыльца и принялся рассматривать все вокруг. Через мгновение рядом села и Лизка.

– Что ты рассматриваешь? – спросила она.

– Ничего, просто смотрю и дышу, – ответил он и посмотрел на сестру.

– Вчера Пеструха отелилась, – сказала Лизка. – Представляешь, двоих телочек принесла.

– Угу, – ответил Дмитрий.

Так он и сидел, наслаждаясь теплом и спокойствием. Лизка через некоторое время куда-то унеслась, а он продолжал смотреть на подворье. Оно было большое, в дальнем конце стояла кузня, оттуда раздавался звон ударов по металлу. Он не знал, как и почему оказался здесь, и, наверное, придется ему тут обживаться. «Ну что же, – решил он, – буду привыкать». Дмитрий заметил, что память бывшего владельца тела стала возвращаться. Пусть это было неравномерно, как-то скачками, но он уже многое вспомнил, и некоторые вопросы отпадали сами по себе. Сейчас он даже пожалел, что просил Лизку рассказать ему о семье. Многое было непонятно ему на Руси в это время. Дмитрий встал и прошелся по двору. За теремом находились хозяйственные постройки, конюшня и скотный двор, там работали люди, и он, чтобы не мешать, близко подходить не стал. «Хорошо, что зовут меня, как и в прошлой жизни», – думал он.

Через несколько дней после боя в перелеске с тварью Дмитрий Семенович окончательно пришел в себя. Все это время он впитывал новые знания, да и память бывшего владельца потихоньку просыпалась. Кроме того, он помнил и свою предыдущую жизнь, но она словно была за пеленою дымки, словно все привиделось при дреме. Он вспомнил имена всех работников, а также много того, чего не знал об этом мире, попав в это тело. Отец служил в личной гвардии царицы, был полковником, но по старой памяти домашние звали его сотником. Был отец владеющим, умел отличить правду от лжи, предвидел неприятности и опасность задолго до их возникновения. Видать, поэтому и оказался вблизи трона, очень мало было владеющих на Руси. Оказалось еще, что Дмитрий несколько лет учился бою на саблях и стрельбе из штуцера, ведал грамоту и счет. Это уже было хорошо, и чтобы эти знания закрепились, все-таки новая грамматика была для него тяжела, он предложил Лизке научить грамоте и ее, одновременно и сам бы подтянул свои знания. Та тут же на радостях раззвонила всем вокруг о том, что скоро будет писать и читать.

– Зачем это тебе, сынок? – спросила его мать. – Она и так через пару лет будет учить грамоту.

– Так раньше выучит – легче будет, может, в науках преуспеет.

– Замуж выйдет, дети, муж, какая там наука, лишнее это.

Дмитрий на это заявление только пожал плечами. Но для себя решил все-таки позаниматься с Лизкой, в этом больше играло роль то, что ему самому надо было подтянуть грамоту. Как-то раз, разглядывая себя в зеркале, Дмитрий отметил, что парень, в тело которого он попал, довольно красив. Лишь одно ему не очень нравилось, парень был каким-то вялым, ленивым, даже слегка заторможенным. Поэтому, наверное, все и удивились, когда он оказал сопротивление нечисти и ранил ту, отбиваясь косой. Удивились, но все как один промолчали, лишь с интересом поглядывали на него.

Вспоминал он и прошлую жизнь, вот только воспоминания были словно давний сон. Такой же красочный и настоящий, как сама жизнь, но почему-то абсолютно его не волновавший, словно какой-то запрет был наложен на воспоминания. Иногда ночью он просыпался и долго не мог заснуть, пытаясь что-то вспомнить, но воспоминания все время ускользали от него.

Русь, в которую он попал, была очень странная и интересная одновременно, совершенно не такая, о которой он знал по истории в прошлой жизни, тут все было по-другому. Во-первых, это была империя, под сенью которой находились и часть Крыма, и северные народы, и почти весь Дальний Восток. Правила в ней императрица Ксения Федоровна, дочь младшего сына Ивана IV Грозного, Федора Ивановича по прозвищу Блаженный. Дмитрий помнил из истории его времени, что у Федора не было детей, вернее, дочь его умерла еще в младенческом возрасте, а тут она была взрослая и звали ее Ксенией, а не Феодосией. Кроме того, интересно распорядилась история и с Иваном Васильевичем Грозным, у него было три дочери и три сына. Дочери умерли в раннем детстве, сыновья тоже умерли в разные годы, остался лишь один сын и тот был немного не в себе. Не зря же его прозвали Блаженным. Ксения Федоровна, единственная дочь последнего императора, она-то и села на трон. В отличие от своих теток и отца, была она девушкой крепкой, умной