Император Пограничья 16 - Евгений И. Астахов

словно вырезано из серого камня и покрыто инеем. Кожа матово-белая, с сеткой черных вен под поверхностью, которые заметно пульсировали когда по ним струилась сама тьма. Борода и волосы седые, безжизненные, похожие на паклю.

В отличие от других Кощеев, которые превращали свое тело в оружие, бывший князь направлял свою силу на то, чтобы сохранить подобие прежней сущности. Но эту войну он проигрывал.

Украшенная самоцветами корона вросла в череп. Костная ткань покрывала её, превращая в уродливое завершение головы. Ржавые и расколотые доспехи также вросли в тело. Но самым жутким было не это. Глазницы, где обычно у бездушных клубился мрак, у Чернышёва были пустыми. Два шрама, словно их вырвали или вырезали.

Зато когда я подошел, многочисленные рубцы и порезы, которые покрывали всё тело Кощея вдруг раскрылись. Десяток глаз, рассыпанных по всему телу, уставились на меня черными зрачками.

Когда я приблизился, Кощей поднялся. Движение было плавным, почти человеческим — если не замечать неестественную скованность суставов, которые не сгибались три столетия.

— Вы пришли, — голос звучал иначе, чем у посланника. Глубже. Старше. С отзвуком чего-то, что когда-то было человеческим достоинством.

— Я держу своё слово.

Ритуал оказался проще, чем я ожидал. Архаичные формулы на старославянском — «передаю град сей и земли прилегающие», «принимаю бремя власти и долг защиты». Слова, которые князья произносили столетия назад, когда ещё верили, что подобные церемонии что-то значат. Кощей с хрустом вырвал из головы потемневшую от времени корону и протянул мне. Металл был ледяным.

И всё.

Никакой магии. Никаких вспышек света или мистических ощущений. Просто древний обряд, который для безумного мертвеца значил больше, чем для меня. Он верил в эту церемонию — верил, что без неё не сможет покинуть город. Что ж, если это помогло избежать кровопролитного штурма, я готов был произнести хоть сотню бессмысленных формул.

Кощей смотрел на меня своими пустыми глазами. В них что-то мелькнуло — и тут же погасло.

— Город ваш, — произнёс он.

Воздух вокруг мёртвого князя дрогнул. Пространство исказилось, словно отражение в потревоженной воде, — и Кощей исчез, словно утёк куда-то за пределы видимого мира.

Пространственная магия. Вот почему он не боялся входить в тронный зал. Вот почему так спокойно соглашался на мои условия. У него всегда был путь к отступлению — мгновенный, недоступный для перехвата. Почти недоступный…

Через долю секунды от Кощея осталось лишь лёгкое марево в воздухе. Потом исчезло и оно.

Я стоял в тронном зале, глядя на пустое место, где только что находился мёртвый князь. Тишина. Абсолютная, звенящая тишина мёртвого дворца.

Федот подошёл ко мне, встал рядом.

— Ваша Светлость… — голос командира гвардейцев был хриплым. — Всё? Мы победили?..

Я не ответил. Смотрел на пустой трон, на корону в своих руках, на косые лучи света, падающие через разбитые витражи.

Слишком просто. Слишком гладко. Триста лет этот кошмар длился — и закончился за одно утро?

Что-то было не так. Я чувствовал это — той частью себя, которая пережила тысячу битв и научилась не доверять лёгким победам.

Глава 2

Первые часы в мёртвом городе прошли в странной, почти неуместной эйфории.

Я наблюдал за своими людьми, расположившись на ступенях княжеского дворца, и видел то, что редко встретишь в армии после долгого марша: искренние улыбки, смех, хлопки по плечам. Стрельцы и дружинники не могли поверить в собственное счастье — изгнали Кощея малой кровью, без кровопролитного штурма, без горы трупов у разбитых ворот. За пять дней похода мы потеряли меньше сотни человек, а взяли целый город.

Гаврилов Посад, конечно, выглядел удручающе. Двухдневный артобстрел превратил добрых две трети зданий в груды обломков. Кое-где ещё курились головешки, а воздух был пропитан запахом гари и чего-то сладковато-гнилостного — непременного спутника мест, где обитали Бездушные. Однако среди руин обнаружились и настоящие здания. Пыльные, заброшенные, с почерневшими от времени стенами — однако крепкие. Казармы у северных ворот, складские помещения вдоль главной улицы, жилые дома с провалившимися ставнями, но целыми крышами.

После почти недели в полевых условиях — ночёвок на голой земле, промозглого ветра и постоянного напряжения от ожидания атаки — даже эти призраки былого величия казались роскошью.

— Стрельцов размещаем в казармах у южных ворот, — докладывал полковник Огнев, расстелив на бочке помятую схематичную карту города. — Дружину — на центральной площади, там несколько купеческих домов с подвалами. Гвардию с вами во дворце.

Седовласый ветеран выглядел усталым, но в его льдистых глазах я заметил что-то похожее на удовлетворение. За тридцать лет службы он повидал немало, но взять город Кощея без единого штурма — такое, пожалуй, войдёт в полковые летописи.

Хотя я знал, что для Василия это удовлетворение с горьким привкусом. Он был против сделки с нечистью, считал, что Бездушных нужно уничтожать, а не отпускать за Нерль. Но приказ есть приказ, а потери — минимальны. Этого хватало, чтобы принять результат, пусть и без восторга.

Он просчитывал наши действия лишь на ход вперёд, я же смотрел чуть дальше. И у меня не было сомнений в том, что наше знакомство с «князем» Чернышёвым ещё не окончено…

— Выставить караулы на всех воротах, — распорядился я. — Патрули по периметру каждые два часа. И пусть люди не расслабляются — мы в сердце вражеской территории.

Огнев кивнул и отправился выполнять приказ.

Я поднялся по широким ступеням дворца и вошёл внутрь. Федот с десятком гвардейцев уже прочёсывал помещения, проверяя каждый закуток. Звук их шагов гулко разносился под высокими сводами.

Княжеская резиденция Чернышёвых производила гнетущее впечатление. Когда-то это было роскошное здание — каменные колонны, лепнина на потолках, остатки позолоты на дверных рамах. Теперь всё покрывал толстый слой пыли и грязи, а в углах скопились груды истлевшего хлама. Триста лет без живых обитателей превратили дворец в склеп.

Я методично обходил комнату за комнатой, пока не наткнулся на то, что искал.

Библиотека располагалась в западном крыле — просторный зал с высокими стрельчатыми окнами и рядами дубовых стеллажей. Большая часть книг превратилась в труху, но несколько шкафов у дальней стены чудом сохранились. Дорогостоящее по тем временам стекло в дверцах помутнело от времени, однако защитило содержимое от влаги и пыли.

Я осторожно открыл первый шкаф. На полках стояли толстые тетради в кожаных переплётах — дневники, судя по датам на корешках. Рядом — стопки разрозненных листов, схемы какие-то, переписка с выцветшими печатями. Записи экспериментов.

Сердце забилось чуть быстрее. Это было именно то, что я надеялся найти. Ключ к пониманию того, что