Арнайр - Atrnerseh

грубо, перебил ее Маркус. Его собственный голос прозвучал чужим, пересохшим от гнева и усталости. Он не видел графиков. Он видел лицо Берты, искаженное болью. Видел кровь на бинтах Тормунда. – Берта сломала руку. Возможно, навсегда искалечена. Тормунд едва жив. Боргард… неизвестно, выживет ли он после этого. Лекари молчат.»

Веландра на мгновение замолчала, ее тонкие брови чуть приподнялись, словно он произнес нечто неожиданное и слегка несуразное. «Риск был просчитан. Допущенная погрешность в расчете отдачи не отменяет факта успеха методологии. Прогресс познания неизбежно требует ресурсов. Их травмы…» Она наконец скользнула взглядом по перевязанной руке Берты, но не с сочувствием, а с холодным, аналитическим интересом, как ученый рассматривает поврежденный, но информативный образец. «…предоставляют уникальные данные о пределе прочности биологического интерфейса при экстремальном энергетическом воздействии. Для улучшения методики. Для снижения отдачи в будущих итерациях. Для…» Она снова посмотрела на Маркус, ее глаза горели. «…оптимизации симбиоза носителя и орудия. Это ключ к контролируемому применению!»

Берта фыркнула, но не стала тратить силы на спор. Она закрыла глаза, отвернувшись к стене. Веландра была из другой вселенной, где боль была лишь цифрой на графике.

«Элдин, – продолжила Веландра, переключившись мгновенно, как выключатель. Ее голос снова стал ровным, деловым. – Он потребовал немедленного поединка с тобой. Один на один. Совет Старейшин… колеблется.» Она сделала паузу, оценивая реакцию Маркуса. «Боргун и его сторонники категорически против. Они считают твою силу после демонстрации с Бертой…» – она слегка запнулась, подбирая слово, – «…чрезмерно дестабилизирующей. Опасной для целостности Арены. Для зрителей. Для самого фундамента клановой иерархии. Сигурд и Джармод… еще не высказались. Решение будет трудным.» Она шагнула ближе, ее ледяной взгляд впился в Маркуса. «Твой дар эволюционирует с экспоненциальной скоростью, Маркус. Но твой контроль… он отстает. Элдин – не Боргард. Он не полезет в лоб. Он мастер тонких, психоэфирных атак и прецизионного разрушения изнутри. Он не будет бить в твой щит. Он будет бить в тебя. В твой разум. В самый источник твоей гармонии. Будь готов к боли, какой ты не знал. К ментальному опустошению, которое может разорвать душу.» В ее глазах не было ни капли сочувствия, только суровое предупреждение хранителя уникального, но хрупкого артефакта. «Если Совет даст согласие… этот поединок станет твоей последней битвой на этом Турнире. Или абсолютным триумфом. Или… концом всего, что ты есть.»

Она резко развернулась, плащь взметнулся, и вышла, унося с собой запах холодного камня и нечеловеческого любопытства, оставляя после себя гнетущую тишину, нарушаемую лишь тяжелым дыханием Берты и Тормунда.

«Стерва… – прошипела Берта сквозь зубы, не открывая глаз. – Как про сломанный инструмент…»

«Она права в главном, – сказал Тормунд, осторожно пытаясь пошевелить пальцами на травмированной руке. Лицо его исказила гримаса боли. – Элдин будет бить по голове, новичок. Не по броне. Не по щиту. По тому, что внутри. И бить будет грязно, как гадюка. Помни, что он сделал с Каэланом. Помни, что обещал тебе на песке. Его слово – закон для него самого в мести.»

Маркус встал. Дубовая скамья словно прилипла к нему, не хотела отпускать. Ему отчаянно не хватало воздуха. Мысли метались, как перепуганные птицы в клетке: вина за сломанную Берту, страх перед ментальной мощью Элдина, ярость к нему же за все – за цепи, за Торвина, за угрозы, холодное предчувствие собственной гибели или, что страшнее, потери себя. И вездесущий, грызущий вопрос: Стоило ли? Стоила ли месть Элдину и Боргарду таких жертв? Он кивнул Берте и Тормунду, слова застряли в горле. «Выздоравливайте.» Звук собственного голоса был чужим, пустым.

Он вышел из лазарета не в шумный коридор, а на узкий, затерянный балкон, оплетенный древним, цепким плющом. Отсюда открывался вид не на Арену, а на тихий внутренний двор цитадели. Здесь кипела обычная жизнь: служанки несли корзины с бельем, оружейники чистили доспехи у фонтана, дети гоняли мяч под присмотром старых воинов. Мирный, почти идиллический пейзаж. Но он не приносил успокоения, лишь подчеркивал чудовищную раздвоенность его мира – здесь покой, там, за стенами, кровавая воронка Арены, затягивающая его все глубже. Воздух на балконе был свеж, пахнул влажной землей и плющом. И вдруг… он снова колыхнулся. Бесшумно. Не от ветра.

В самом углу балкона, где тень от массивной колонны была особенно густой, словно сгустившееся вещество ночи, стояла Ариэль. Она не появилась – она просто была там, слившись с камнем, частью тени. Ее серые глаза, всевидящие и пустые, как полированный агат, были прикованы к нему.

«Торвин, – имя сорвалось с губ Маркуса шепотом, сердце екнуло, упав в пропасть, а потом резко рванувшись вверх. Вся эта кровавая круговерть, весь этот ужас и разрушение – ради него. Ради друга. – Он…?» Голос предательски дрогнул.

«Свободен, – ответила она ровным, безэмоциональным голосом, как констатируя погоду. – Каэлан повержен. Его влияние, его сеть страха и подкупа в охране изолятора… ослабла до критического уровня. Оставшиеся стражники стали… невнимательны. Рассеяны. Торвин извлечен бесшумно. Перемещен в надежное убежище в Лабиринте Внешнего Города. Доступ ограничен. Контроль обеспечен. Он жив. Испуган. Изможден. Но телесно цел.» Она сделала едва заметную паузу, будто сверяя внутренние отчеты. «Твоя часть пакта выполнена. Защита и укрытие действуют.»

Облегчение. Оно нахлынуло не волной, а целым океаном, острым, соленым, смывающим на миг всю грязь, боль и страх. Маркус прислонился спиной к прохладной каменной балюстраде, чувствуя, как дрожь уходит из ног, а земля перестает уходить из-под них. Сладкая слабость разлилась по телу. Торвин свободен! Жив! Главная цель, главный камень, давивший на душу тяжелее цепей Патриарха, – снят. Сдвинут. Все остальное… все страшное, что было и что грядет, отодвинулось на шаг. Оно не исчезло, но теперь у него была точка опоры. Призрачная, но реальная.

«Благодарю, – прошептал он искренне, глядя в бездонные серые глаза тени. – Я… не забуду этого. Никогда.»

«Не забудь обещание, – напомнила она без тени угрозы или просьбы в голосе. Просто факт. – Совет Теней. Когда придет мой час. Твой голос. Твоя поддержка перед Лираэль.» Ее взгляд, всегда рассеянно-всевидящий, внезапно стал чуть острее, сфокусированным именно на нем, как луч фонаря в тумане. «Но сейчас… твоя битва не закончена. Она лишь перешла в новую фазу. Элдин не простит публичного унижения. Не простит сокрушения его «несокрушимой» силы. Его ярость… холодная, расчетливая… теперь направлена исключительно на тебя. Он использует все свое влияние, весь вес семьи Вирр, все долги и угрозы, чтобы Совет разрешил немедленный поединок. Он называет твою