Арнайр - Atrnerseh

Но его слова потонули в реве трибун. Внешний Круг взорвался ликованием. Внутренний – гулом возмущения, ужаса, изумления. На ложе Старейшин Боргун вскочил, его лицо пылало. «Прекратить безобразие! Немедленно!» Веландра смотрела на дерущихся с отстраненным интересом, словно наблюдала редкое природное явление. Сигурд медленно поднял руку. Его движение было невелико, но властно. Джармод закрыл глаза.

Глашатай, оцепеневший, очнулся по сигналу Патриарха. «ПОЕДИНОК ОСТАНОВЛЕН!» – его голос дрожал. «Элдин Вирр не контролирует действия! Победа присуждается… Маркусу!»

Рев Арены стал оглушительным, хаотичным. Одни кричали о нарушении правил, другие – о справедливости, третьи – просто от шока. Маркус стоял, пошатываясь, прижимая руку к кровоточащему плечу. Он не чувствовал триумфа. Только леденящую пустоту и остатки адреналина. Он смотрел на Элдина.

Тормунд, по приказу подбежавших стражников, осторожно отпустил захват. Элдин не упал. Он выпрямился, отшатнувшись от «титана» с таким отвращением, будто тот был покрыт язвами. Он вытер лицо рукавом, смазывая кровь и грязь. Его глаза, когда он поднял их на Маркуса, были пусты. Пусты и черны, как смоль. Ни ярости, ни страха. Только абсолютная, ледяная пустота. И в этой пустоте было страшнее любой ненависти.

«Ты…» – он произнес одно слово. Без интонации. Без жизни. Потом развернулся и пошел к своему тоннелю. Шаг был ровным. Спина прямой. Но в этой показной прямоте была сломанность страшнее любого крика. Его уводили сторонники, бросившие на Маркуса взгляды, полные обещания будущей мести.

Маркуса окружили лекари. Берта, бледная, с перекошенным от боли лицом, но сияющая, пыталась подойти, но ее удержали. Тормунд стоял рядом, тяжело дыша, его рана снова сочилась кровью. «Кончилось, новичок, – хрипло сказал он. – Ты его сломал. Не на Арене. Внутри. Это… хуже.»

На ложе Старейшин началось движение. Сигурд встал. Его ледяной взгляд упал на Маркуса. Не одобрение. Не гнев. Оценка. Глубокая, всепоглощающая оценка стоимости только что увиденного. Джармод открыл глаза. В их бездонной глубине, казалось, мелькнуло нечто древнее и печальное – знак предвидения грядущих бурь.

Маркуса вели с Арены. Песок под ногами был красным от его крови. Рев толпы провожал его – смешанный, безумный. Он победил. Он выстоял против бездны и сломал своего самого страшного врага. Он спас Торвина. Он заплатил страшную цену – кровью Берты и Тормунда, своей собственной кровью, куском своей души, отданным в борьбе с Элдином. И теперь он знал – победа на песке была лишь началом. Настоящая битва – за место в этом жестоком мире Клана, за право быть не инструментом, а собой, за последствия сломанной гордости Элдина – все это ждало его за пределами Арены Чести. Цепи Арнайра на запястьях внезапно показались невероятно тяжелыми. Но искра внутри, его маленькое упрямое «я», теплилась. Она пережила Бездну. Она переживет и все, что будет после. Он сделал шаг в тень тоннеля, оставляя за спиной окровавленный песок и ревущую бездну людского восторга и осуждения. Путь «выскочки» только начинался.

Глава 25 Тяжесть Признания

Шаги Маркуса по мощеному двору от Зала Черного Базальта к его башне были тяжелыми, как будто ноги вязли не в камне, а в холодной смоле. Эхо слов Сигурда звенело в ушах громче, чем когда-то рев Арены. "Ты доказал, что можешь стоять сам. Вот и стой." "Цепи – оковы ответственности." "Ставки – будущее Клана." Каждое слово – гиря, привязанная к его и без того изможденной душе. Признание, о котором он когда-то, казалось бы, мечтал, обернулось ледяным душем реальности. Он не герой, вернувшийся с триумфом. Он – орудие, показавшее свою разрушительную силу, и теперь его бросили в клетку с тиграми, ожидая, выживет ли он.

Башня Маркуса, его номинальная крепость, казалась чуждой. Невысокая, строгая, лишенная изысков башен Элдина или аристократов Внутреннего Круга, она больше напоминала дозорную вышку на окраине. Страж у входа – новый, незнакомый, с бесстрастным лицом – молча отворил тяжелую дверь, украшенную лишь малым знаком Арнайров. Внутри пахло пылью, холодным камнем и… одиночеством. Ни роскоши, ни следов прежнего хозяина. Голая клетка для нового зверя в коллекции Клана.

Он поднялся по узкой винтовой лестнице в свою келью-комнату. Окно, выходившее не на парадный двор, а на тренировочные площадки Внешнего Круга и дальние стены цитадели. Простой стол, стул, кровать с жестким ложем. Ничего лишнего. Ничего своего. Он скинул гиматий, застонав от боли в плече, когда ткань зацепилась за повязку. Осмотрел рану в тусклом свете заходящего солнца – чистая, аккуратная, но глубокий порез напоминал о цене победы над Каэланом, о цене каждого шага. Цепи на запястьях притягивали взгляд. Раньше они были клеймом выскочки. Теперь – символом долга, о котором говорил Сигурд. И символом мишени.

Отдохнуть не удалось. Стук в дверь был негромким, но настойчивым. Вошел не слуга, а Тормунд. Лицо "титана" было серым от усталости и боли, но он держался прямо, игнорируя перевязанный бок. Его шрамы казались темнее в вечерних сумерках.

"Новичок, – хрипло позвал он, опираясь о косяк. – Не до отдыха тебе. Берта… рвется к тебе. Лекари еле удерживают. А по цитадели… уже шепчутся."

Маркус поднялся, превозмогая протест мышц. "Что случилось, Тормунд?"

"Сторонники Элдина, – ответил Тормунд, его глаза, обычно спокойные, горели тревогой. – Не теряют времени. Уже шепчут, что ты нарушил святость поединка с ним. Что мое вмешательство – твоя подлая уловка. Что сила твоя – не дар, а черная магия, позаимствованная у Горнов. Что ты опасен. Что Боргард… если не выживет, его кровь на твоих руках." Он плюнул. "Черная работа. Но умелая. Боргун уже получил пару ядовитых записок. Осторожнее, Маркус. Они не успокоятся. И Элдин…" Тормунд помрачнел. "Его увели в его покои. Говорят… он не говорит. Не ест. Просто сидит и смотрит в стену. Как пустой сосуд. Это… страшнее его ярости. Сломанный зверь кусается отчаянней."

Холодный комок сжал горло Маркуса. Война началась. Не на песке, а в коридорах власти, в шепотах, в наветах. И Элдин, превращенный им в пугало, стал еще более опасным символом для его врагов. Мертвец, за которого можно мстить с чистой совестью.

"Спасибо, Тормунд, – выдохнул Маркус. – Иди, лечись. Твои раны…"

"Кости целы, – отмахнулся Тормунд. – Жить буду. А ты… береги спину. И голову." Он развернулся и заковылял прочь, его тяжелые шаги медленно стихли на лестнице.

Маркус не успел перевести