Арнайр - Atrnerseh

"Торвин в безопасности, – сообщила она ровным тоном. – Но слухи о его освобождении уже идут. Они свяжут это с тобой. Будет новый повод для нападок." Она сделала паузу. "Элдин под охраной. Доступ к нему закрыт. Но его сестра, Лира…. Она опасна. Умна. И мстительна. Она уже запросила аудиенцию у Патриарха. Требует… расследования твоих методов."

Маркус почувствовал, как усталость сменяется леденящей яростью. "Расследования? За что? За то, что я защищался? За то, что он похитил Торвина?"

"За 'непропорциональную жестокость'. За 'применение запрещенных ментальных техник'. За 'подстрекательство' Тормунда к нападению." Ариэль перечислила без эмоций. "Формальные поводы найдутся. Совет колеблется. Патриарх наблюдает." Она шагнула из тени. "Твой пакт. Совет Теней. Час пробьется раньше, чем ты думаешь. Лираэль… заинтересована. Твоя победа. Твой метод борьбы с Элдином… это инструмент, полезный в Тенях. Будь готов. Цена может быть названа скоро." Она не ждала ответа. Просто растворилась в сгущающихся сумерках, оставив после себя предупреждение и обещание новой ловушки.

Маркус рухнул на стул. Голова раскалывалась. Боль в плече пульсировала в такт бешено колотящемуся сердцу. Союзники? Берта сломлена, Тормунд ранен, Драйя видит в нем эксперимент, Даниэль – инвестицию. Враги? Целый клан в клане, мобилизующийся против него. И Патриарх, который "не будет прикрывать". Он был один. Совершенно один в каменных стенах своей башни-клетки.

Стук в дверь снова. На этот раз – резкий, нетерпеливый. Маркус открыл. На пороге стояла Драйя. Ее рыжие волосы казались темными в полумраке, глаза горели знакомым холодным азартом исследователя. В руках – не кристаллическая табличка, а небольшой, но тяжелый на вид кейс из темного металла.

"Нужны данные, Маркус, – заявила она без предисловий, проходя мимо него в комнату. – Настоящие. Полевые. Матрицы Веландры – детские игрушки. Мне нужно снять показания сейчас. Пока резонанс от боя с Элдином еще не угас. Пока твое поле не стабилизировалось окончательно." Она поставила кейс на стол, щелкнула замками. Внутри лежали странные приборы – кристаллы в оправах, тонкие иглы, соединенные проводами с мерцающими руническими камнями. "Тот удар с Бертой… он был лишь пробой. Синергия с твоей гармонией… она феноменальна! Но нестабильна. Опасна. Я должна понять ее до конца. Чтобы контролировать. Чтобы усилить. Чтобы…" Она посмотрела на него, и в ее глазах мелькнул нечеловеческий блеск. "…создать нечто большее."

Маркус смотрел на приборы, потом на Драйю. Он видел не союзницу. Видел фанатика, готового разобрать его на части ради своей цели. Использовать его уникальность, как использовали его силу на Турнире. Цена? Его истощение, его боль, его безопасность – все это было несущественно перед лицом Науки.

"Нет, Драйя, – сказал он тихо, но твердо. Голос не дрогнул, хотя внутри все сжималось. – Не сейчас. Я едва стою. Моя гармония… она на пределе. Это может быть опасно. Не только для меня."

Драйя замерла. Ее брови сошлись. "Опасно? Прогресс всегда опасен! Ты только что выстоял против лучшего менталиста Клана! Твое поле доказало свою устойчивость! Сейчас самый момент для фиксации пиковых параметров!" Она сделала шаг к нему. "Без этих данных все, что мы достигли – лишь случайность! Мы не сможем повторить! Не сможем усилить! Ты хочешь остаться просто живым щитом? Или стать… оружием, меняющим ход войны?"

Искушение было велико. Сила. Признание. Месть Горнам. Но цена… Он видел сломанную руку Берты. Видел пустые глаза Элдина. Видел алчность в глазах Драйи.

"Нет, – повторил он. Сильнее. – Не сегодня. Моя сила – не твой эксперимент, Драйя. Это моя жизнь. Мой риск. И решать, когда и как его принимать – мне. Уходи."

Драйя смотрела на него несколько секунд. Ее лицо стало каменным. Холодный гнев сменил научный азарт. "Ошибка, Маркус. Большая ошибка. Сила требует жертв. И контроля. Без него ты будешь уничтожен. Или уничтожишь тех, кого пытаешься защитить." Она резко захлопнула кейс. "Но как хочешь. Помни – время уходит." Она развернулась и вышла, хлопнув дверью. Ее шаги затихли быстро.

Маркус остался один в почти полной темноте. Городские огни за окном казались далекими и чужими. Боль, усталость, гнев, страх – все смешалось в один клубок. Он подошел к окну, оперся лбом о холодное стекло. Цепи на запястьях отозвались тупой болью от соприкосновения с камнем подоконника.

"Ты доказал, что можешь стоять сам. Вот и стой."

Он сжал кулаки. Цепи звенели. Тяжело. Громко. Как кандалы. Но и как напоминание. Он выстоял на Арене. Выстоял перед Патриархом. Выстоял перед Драйей. Он отстоял свое право решать. Свой крошечный островок контроля в бушующем море интриг и вражды.

Завтра будет война. Война слов, наветов, политических ударов. Война за выживание в зверинце Внутреннего Круга. Лира будет атаковать. Сторонники Элдина – искать слабину. Драйя – давить. Ариэль – требовать оплаты. Патриарх – наблюдать.

Но сейчас… Сейчас он был здесь. В своей башне. Со своей болью. Со своей усталостью. Со своим упрямством. И с этими проклятыми, тяжелыми цепями на руках, которые были уже не знаком избранности, а бронёй и бременем одновременно.

Он глубоко вдохнул холодный ночной воздух, втягивая в себя не покой, а решимость. Первая битва была выиграна ценой крови и души. Следующая начиналась на рассвете. И он будет стоять. Потому что отступать было некуда. Потому что за спиной – только стена. И потому что где-то глубоко внутри, под слоями боли, страха и усталости, теплилась та самая искра – маленькое, упрямое "я", которое не сдавалось. Оно пережило Арену. Оно переживет и это.

Цепи на запястьях звенели в такт его дыханию. Тяжело. Неумолимо. Как отсчет времени до нового боя. Он закрыл глаза, готовясь встретить тьму не как врага, а как единственное прибежище перед грядущим штормом.

Глава 26 Звенящая Тишина перед Бурей

Грохот захлопнувшейся за Драйей двери отозвался не просто эхом, а словно последним ударом грома перед полным затишьем. Звук ударился о грубые, неровные камни стен башни-кельи, попытался отскочить, но был мгновенно поглощен их вековой сыростью и толщиной. Наступившая тишина была не облегчением, не покоем после бури. Она была тяжелее свинца, гуще смолы. Она висела в воздухе, осязаемо давя на виски, набивая уши собственным звенящим гулом – гулком пустоты, где секунду назад бушевали чужие воли и