Железный лев. Том 2. Юношество - Михаил Алексеевич Ланцов

— А если уехал уже?

— Тогда просто принесите мне чашечку кофе. Вы ее в любом случае принесите.

— Слушаю.

— Ступайте.

Секретарь выскользнул из кабинета, а император пододвинул к себе папку с материалами, подготовленными Дубельтом. И начал их просматривать. Впервые столкнувшись с почерком Толстого.

Он очень бросался в глаза.

Простой. Твердый. Практически совершенно лишенный украшений. И оттого удивительно легко читаемый. И сами надписи с пояснениями лаконичные, порой даже излишне. Много сокращений. Формулы.

В расчеты Николай не вникал.

Попытался и сразу отбросил это дело, понимая, что плывет и путается. Едва ли ученик Лобачевского смог бы напортачить в таких делах. Поэтому Николай Павлович читал только словесные описания и выводы. Смотрел чертежи и эскизы со схемами. Довольно дельные…

Секретарь тихо внес кофе.

Свежий.

Ароматный.

И удалился, не говоря ни слова…

Прошло четверть часа.

Император поднял последний лист в папке и посмотрел на обратной стороне. Ничего. И с некоторым сожалением положил его обратно. Поймав себя на чувстве, что ему нравится манера изложения материалов графом.

Просто.

Понятно.

Доходчиво.

Никаких заумных формулировок и красивых словес. И главное, в самом повествовании все только по делу…

Раздался стук в дверь.

— Ваше императорское величество, — тихо произнес секретарь. — Леонтий Васильевич вас ожидает, как вы и просили.

— Посылал все ж таки за ним? — улыбнулся Николай.

— Виноват.

— Ну тогда зови. И принеси еще кофия…

[1] 20 дюймов это 508 мм.

[2] 100 пудов это 1638 кг или 1,638 тонн.

[3] Башня Мартелло появились еще в Средние века, но популярными стали на рубеже XVIII-XIX веков из-за того, что их высоко оценили англичане, а потом и американцы. Представляли собой толстостенные каменные башни в два-четыре яруса, на крыше которых располагалось орудие большого калибра с круговым обстрелом. Вход находился либо сильно выше уровня земли, либо вообще через перекидную лестницу сверху. Представляли собой по настоящему крепкие орешки для артиллерии и пехотного штурма, стоя при этом довольно скромно.

[4] Здесь автор, несмотря на определенную мутность позиции, склоняется к мнению о том, что Петр Андреевич Клейнмихель усыновлял детей, которых рожала Варвара Нелидова (сестра свояка Петра во втором браке, с 1832 года). Тем более что первый брак, по слухам, распался из-за импотенции Клейнмихеля. История там мутная и неоднозначная, однако, в целом все выглядит с усыновлениями достаточно складно. Особенно учитывая тот факт, что Клейнмихель был ставленником Аракчеева, которого Николай I на дух не переносил и до 1833 года (начала вероятной любовной связи Николая I с Варварой Нелидовой) относился к Клейнмихелю довольно раздраженно.

Часть 2

Глава 7

1846, август, 29. Где-то на Кавказской линии

— Зелёною весной, под старою сосной с любимою Ванюша прощается… — начал запевала.

Эта песня из «Иван Васильевич меняет профессию» пришлась по вкусу всему полку. Немного шутливая, даже в чем-то острая, но в остальном веселенькая и бодренькая. Так что вошла в обиход.

В чем ее шаловливость?

В удачном моменте.

Дело в том, что былой конфликт великой княжны Марии Николаевны со Львом Николаевичем дошел и сюда. Пусть и с опозданием, зато с массой пикантных подробностей. Так, например, изящное нижнее белье для утех граф великой княгине не продал, а подарил. И ее посадили «в светелку куковать» из-за любви к Толстому. В общем, в глазах и полковника, и иных офицеров многое прояснилось в фигуре графа. И они для себя приняли версию, что его сюда сослали в наказание за слишком дерзкую любовь. Считай романтический герой!

Льву от этого легче не стало.

Очень уж живо он представлял себе реакцию императора. Однако и открещиваться не стал. Даже песенку вспомнил, в которой Маруся рыдает по суженному, ушедшему на войну…

— Вы очень смелый и дерзкий человек, — заявил ему полковник, когда первый раз прочитал слова этой песни. — Но мне это нравится.

— Разве в этой песни есть какая-то крамола? Она же о любви. Отчего бы полку не спеть о любви?

— Экий вы проказник… — оскалился он.

Запрещать ее не стал, хоть и согласия никакого не дал на исполнение. Оставив этот вопрос в поле неопределенности. Все же шефом полка являлся муж сестры этой особы, да и сама Мария Николаевна была дамой замужней, хоть, как болтали злые языки, супруг ее в делах интимный считался совершенно безобидным. Отчего она по рукам и гуляла. Ну или не совсем по рукам. Но все равно — неприятные коллизии могли возникнуть, даже если это все слухи. Вот соломку он и подстелил…

Тем временем эскадрон Петрова вышел из Чир-Юртовское укрепления и направился в сторону имамата. То есть, за линию. Это был очередная прогулка для демонстрации силы.

Первая для эскадрона после того майского боя.

Только-только удалось всех, кого можно подлечить и доукомплектовать. Лошадьми в первую голову. Очень уж их много побило в той перестрелке. Ну и перевооружиться, пользуясь моментом. Ведь сначала наместник на Кавказе это сделать разрешил, а потом и сам император, немало удивив весь региональный офицерский корпус.

Лев же…

Положа руку на сердце, он не знал и не мог даже представить себе, как разрешится этот вопрос с оружием. Однако сразу после возвращения из того похода, в мае, направил письма и в Казань, и в Нижний Новгород с массой запросов. Так что к моменту прихода августейшего дозволения у него все что требовалось уже имелось под рукой.

Прежде всего — нарезные, казнозарядные карабины. Те самые Jenks, переделанные Кристианом Шарпсом. Полторы сотни. Чего хватало и для вооружения эскадрона, и для учебных целей, и для некоторого резервирования.

К ним приехало две сотни револьверов.

Упрощенных.

Без откидного быстросменного барабана и самовзвода.

Чтобы быстрее изготавливать.

Ради чего Игнат даже поковку стволов разместил у других мастеров. Сам же эти заготовки принимал и обрабатывал: термически, химически и механически. Из-за чего получилось на совершенно крошечном предприятии ТАКОЙ объем выдать.

В теории бы ему мог помочь Кристиану Шарпсу, но на практике, судя по письму, тот, наоборот, отнимал время. Так как, пока строили уже ему маленький заводик, крепко занялся своим карабином. Формально-то они со Львом его еще зимой проговорили, практически готовый к тому времени. Однако слова словами, а дела делами. И он его к августу уже