Саат. Город боли и мостов - Дарья Райнер

Жемчужина станет последней – как капля, благодаря которой поток хлынет через край, да так, что не остановить. Хаос, смута, разрушение. Без смерти старого не создать новое. Зачем держаться за то, что отжило? Зачем пытаться спасти тех, кто не заслуживает? Зачем давать шанс, если суть давно сгнила и сердца нечисты?

Время идёт. Двое вспоминают, сидя на песке. Не двигаются. Жизнь уходит.

Край неба начинает светлеть – тогда он ловит её взгляд. Первый луч касается маяка. Они подаются вперёд – в едином порыве. Но кто успеет раньше?..

Башня вздрагивает в последний раз.

Ладонь накрывает ладонь.

☽ ✶ ☾

5 день Заката, 299 г. от ВП

Остров Ржавых Цепей, Бирюзовый квартал

Умбра знает: это не её сон.

Внешне она похожа на себя – только взрослую, красивую и холодную, какую-то небесно-чужую, – но суть другая. Будто её пустили в чью-то голову и дали право решать судьбу всего мира, а теперь выгоняют – и она просыпается снова, потеряв счёт пробуждениям.

Свет подрагивает. Стены, трещины и дрожь – ничего не изменилось с прошлого раза. Доктор Луас сидит на колченогом стуле.

– Доброе утро, Умбра.

Она жмурится, дёргает плечом. По крайней мере знает: снаружи – утро. Пригодится это знание? Навряд ли.

– Скажите, какой сегодня день?

– Пятые сутки Заката, – отвечает безликий доктор. Умбре требуется минута, чтобы сообразить: после праздника Жнивья прошло три ночи. Три дня она провела в забытье. В мире странных грёз и воспоминаний.

– Можно мне… воды?

– Конечно. – Он помогает ей сесть.

Умбра вздрагивает, когда рука в перчатке касается предплечья. Луас поит её, держа стакан у губ, пока Умбра делает маленькие глотки. Вода холодная, горло болит, и урчит желудок. Лишь бы не взбунтовался снова.

– Там… – Она пытается объяснить без слов, указывая забинтованной «культёй» в угол комнаты.

– Я понял. – Голос под маской становится тише. Теперь они оба разговаривают шёпотом. – Принесу чистое бельё, кровать нужно перестелить. Жаль, что средство дало такой эффект, но мы попробуем кое-что новое.

Она благодарно кивает, но в глазах стоит немой вопрос. Она долго спала, мало пила, организм жадно выжигал воду, и всё-таки ей нужно в отхожее место. Чем скорее, тем лучше. Неловкость повисает в воздухе между ними. Впервые маска доктора оказывается так близко. У него тёмные брови. Тонкий шрам на лбу и неглубокие морщины, когда хмурится. Значит, довольно молод. Да и относится к ней, как к взрослой – «умной девушке», – а не ребёнку, чем часто грешат люди старшего возраста.

Впервые она действительно испытывает благодарность. За то, что не одна. За то, что в серых стенах подвала звучит голос – живой, настоящий, не эхо из видений и кошмаров, не зов из темноты. За то, что кто-то о ней заботится.

– Умбра, – он склоняет голову, – ты сможешь встать? Признаться, я задумал авантюру, но для этого понадобится много сил. Если не получится…

– Что? – перебивает она хрипло. – Что вы задумали?

– Хочу, чтобы ты немного прогулялась.

Она улыбается едва заметно, сквозь боль. Вот уж и впрямь авантюра!.. Неслыханная дерзость.

☽ ✶ ☾

Она встаёт сама, без помощи. Осторожно поводит плечами, поворачивая голову вправо и влево. Хрустят шейные позвонки; тянет поясницу и ноги. Первые несколько шагов она делает, держась рукой за стену. Чужие туфли больше не спадывают: пока Умбра спала, Луас перебинтовал и ноги, чтобы она не видела покрасневшие ступни – не чесала одну о другую.

Лестницу минуют не спеша, по одной ступеньке. Доктор ждёт внизу, чтобы подхватить, если сорвётся. Умбра карабкается наверх, чувствуя, как сбивается дыхание от малейшего усилия. Никогда раньше она не ощущала такое бессилие – будто и впрямь её душа переселилась в тело столетней старухи, доживающей последние часы.

Добравшись до люка, она опирается руками о доски и, неловко растянувшись на полу, переводит дыхание. Луас помогает ей встать, придержав за талию.

– Сюда. – Он ведёт её по старому дому со скрипучими половицами.

Умбра рассеянно замечает две двери, ведущие в комнаты, кухонную мебель, грубо сколоченную, но крепкую. Обеденный стол, буфет, стулья, похожие на своего подвального собрата… На столе стоит миска с подгнившими фруктами, и Умбра чувствует отвращение от сладкого запаха, витающего в кухне.

– Ещё немного. – Доктор толкает дверь от себя. Умбра слепнет, перешагивая порог.

Тусклое солнце целует щёки, нос, макушку, и хочется не то заплакать, не то рассмеяться хвори в лицо. Вместо этого она просто вздыхает, до отказа наполняя лёгкие тёплым воздухом.

Что это, если не свидетельство жизни? Солнце продолжает светить даже за тучами, как в годы Тёмного Неба, – что бы ни случилось на земле. И что бы ни происходило внутри одного человека, такого, как Умбра.

Они с Луасом пересекают тесный двор: пять шагов на шесть – не больше. Прямоугольник земли, размокшей после дождя, зажат между глухими стенами: к боку дома примыкают амбар и, кажется, хлев – теперь пустой.

– Это не ваш дом? – зачем-то уточняет она, заранее предчувствуя ответ.

– Нет, это… временное убежище. Толика везения.

Если так посмотреть, они с доктором счастливчики. Прячутся здесь от мира, пока в Клифе свирепствует хворь. Эпидемия новой чумы, завезённая с про́клятых та-мери земель. Умбра верит в страшные байки, но эта у многих вызывает сомнения. Даже люди, далёкие от науки, твердят, что первые колонисты на острове Летнего Дождя столкнулись с неизвестным мором. Их тела оказались не готовы, однако это не более чем болезнь: проклятие не убивает сотни и тысячи, всех без разбору, женщин, детей, стариков…

Умбре до недавнего времени приходилось сталкиваться только с духами. Что бы ни держало их на земле после смерти – якорь или незаконченное дело, жажда любви или желание мести, – вряд ли это было благословением.

Беда, постигшая Каллиму, окончательно уверила её в том, что проклятия реальны. Скат многое ведал о вере и обычаях тамерийцев, но не спешил делиться: говорил, эти знания ушли вместе с Сеохом. Она единственная – кроме Сома – знала его настоящее имя. И те острова, на которых он побывал вместе с мастером Дьюром.

Умбра мало знает, но этого достаточно, чтобы понять: та-мери другие. Они люди из плоти и крови, но живут по иным законам. Их не стоит отвергать и считать дикарями, но и постичь при всём желании не выйдет. Даже Каллима – «видящая нити» – не справилась с тем, что знала. Не спасла судью Гэлина и не уберегла себя…

– Осторожно, – Луас останавливается, скидывая крючок