Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

— Они постоянно мне это твердят — и что?

— Пойми, свапаки — очень древняя джати. Они принадлежат к шудрам ахирам, пастухам из племени винхала, шестнадцатой ветви седьмого клана агникул.

— И?..

— Они делятся на две большие группы: чистых и нечистых; первая включает тридцать семь разрядов, вторая — девяносто три. Шудры ахиры входили в число тридцати семи, пока в конце третьей юги не переселились из Анхалвары и не смешались с жалким племенем мульграшей.

— И что с того?

— Джек, пойми, просто чтобы представить себе общую картину, что даже презираемые ими вирды считают этих людей дхангами самого низкого разбора (хотя несравненно выше дхомов!). А дханги, да будет тебе известно, вступали в браки с кальпасальхами из Калапура, которых чурались даже обезьянолюди хари, — теперь ты видишь, насколько они ничтожны?

— И в чём суть?

— Суть в том, что шудры ахиры были пастухами с зарождения золотого яйца, а свапаки с тех же времён…

— …кормили кровососущих насекомых в звериных лечебницах, которые содержат представители какой-то другой касты… да, да, знаю, мне это долго и скучно растолковывали. — Джек дёрнулся: какая-то личинка прогрызла ему ногу с внутренней стороны бедра и присосалась к артерии. — Но за столько тысячелетий они совершенно обнаглели, стали выкобениваться, требовали от здешних браминов непомерной оплаты, день-деньской слонялись по улицам и выпрашивали у прохожих подаяние…

— Ты говоришь как богатый франк о бродягах.

— Если бы тыща паразитов не пила сейчас мою кровь, я бы обиделся, а так твои издёвки нисколько меня не ранят.

Сурендранат рассмеялся.

— Прости. Когда я узнал, что ты устроился сюда, я подумал, будто ты дошёл до последней черты отчаяния. Теперь я вижу, что ты гордишься своей работой.

— Мы с Патриком — ой! — готовы трудиться за более умеренную плату, чем эти бездельники у входа, и считаем себя профессионалами.

— Можете считать себя покойниками, если не уберётесь из Ахмадабада, — сказал Сурендранат.

Сверху донеслись приказ на гуджарати и долгожданный скрип блока. Верёвка натянулась и оторвала Джека от пола. Он заизвивался, по возможности стряхивая насекомых.

— Брось! Они мушку боятся раздавить, что они сделают двум людям?

— Ой, Джек, им совсем не сложно сговориться, какая каста специализируется на резне.

Джека подняли над ямой и повернули — теперь под ним снова был пол. Набежали индусы с метёлками и принялись бережно смахивать раздувшихся клещей и пиявок. Затем его опустили на каменные плиты и начали развязывать. Как только руки оказались свободны, Джек сдёрнул повязку. Теперь он мог как следует разглядеть Сурендраната.

Когда они расставались на выходе из Суратской таможни более года назад, Сурендранат, как и Джек, был трясущимся скелетом и также передвигался враскоряку после тщательного обыска, которому подвергают всех вступающих в Могольскую империю, дабы убедиться, что они не прячут в заднем проходе персидские жемчужины.

Сейчас Джек выглядел не лучше тогдашнего, да к тому же был искусан и лежал на животе. Однако перед его носом расположились две превосходные кожаные туфли, украшенные алой бархатной парчой, и шёлковые шаровары в оранжевую и жёлтую полосу, на которые спускалась превосходная льняная рубаха. Наряд венчала голова Сурендраната. Он отрастил усы, но в остальном был чисто выбрит (зайти к цирюльнику с утра пораньше — удовольствие не из дешёвых). В носу красовалось внушительных размеров золотое кольцо, а снежно-белый тюрбан перевивала алая шёлковая лента с золотой каймой.

— Не моя вина, что я застрял в этой вонючей стране без гроша в кармане, — сказал Джек. — Чёртовы пираты!

Сурендранат фыркнул.

— Джек, когда я лишаюсь одной рупии, я не сплю ночь, ругаю себя и того, кто её у меня отнял. Можешь не распалять мою ненависть к пиратам, похитившим наше золото!

— Ну и отлично.

— Однако значит ли это, что другие индусы, принадлежащие к другой касте, говорящие на другом языке, живущие в другой части страны, должны из-за них страдать?

— Мне жрать надо.

— В Индии для европейца есть и другие способы прокормиться.

— Я каждый день вижу на улицах богатых голландцев. Флаг им в руки! Но я не могу заняться торговлей, не имея ни гроша за душой. К тому же вы, баньяны, такие прожжённые плуты — в сравнении с вами евреи и армяне что дети малые.

— Спасибо, — скромно поблагодарил Сурендранат.

— И не забудь, что в Сурате и других открытых портах за мою голову назначена астрономическая награда.

— Да уж, после того, как ты обошёлся с вице-королём, Домом Хакльгебера и герцогом д'Аркашоном, вся Испания, Германия и Франция желают тебя убить, — признал Сурендранат, помогая Джеку подняться на ноги.

— Ты забыл Османскую империю.

— Но Индия — совершенно особый мир! Ты видел лишь узкую полоску побережья. В глубине полуострова таятся неисчислимые возможности…

— О, я уверен, что одна яма с насекомыми ничем не лучше других.

— …для европейца, который умеет управляться с саблей и мушкетом.

— Я весь внимание, — сказал Джек. — Чёртов гнус! — И, увлечённый разговором, он прихлопнул москита у себя на шее. Заметили это лишь Сурендранат, рыгнувший от неожиданности, и мальчишка, который стоял рядом с Джеком, держа аккуратно сложенную одежду. Джек на мгновение встретился с мальчишкой глазами, потом оба покосились на Джекову ладонь, где в лужице его — или чьей-то ещё — крови лежал раздавленный москит.

— Малец считает, что я убил его бабушку, — сказал Джек. — Ты не попросишь его придержать язык?

Поздно. Мальчишка уже что-то высказывал ошеломлённым — но тем не менее звонким и пронзительным — голосом. С криком подбежал старший врачеватель насекомых. Все лекари надвигались на Джека не менее решительно и кровожадно, чем их пациенты. Он вырвал у мальчишки одежду.

Сурендранат, не вступая в пререкания, схватил Джека за руку и покинул комнату быстрым шагом, скоро перешедшим в бег. Ибо весть об убийстве быстрее мысли распространилась по гулким галереям лечебницы и через ажурные дырья на улицу. Судя по звукам, сотня с лишним безработных свапаков восприняла её как сигнал, чтобы ворваться внутрь и разделаться с конкурентом.

Обезьяны, птицы, звери и пресмыкающиеся расшумелись, почувствовав неладное. Сурендранату и Джеку это было на руку. Баньян почти сразу заплутал в тёмной палате кишечных паразитов, но Джек, старожил, легко отыскал дорогу к выходу. Беглецы организованно отступили через комнату обезьян, распахивая по пути дверцы клеток. Получилось даже лучше, чем они думали, поскольку обезьяны тоже умеют открывать клетки; выбравшись на волю, они рассеялись по лечебнице и принялись выпускать менее разумных пациентов.

Тем временем Джек и Сурендранат пробирались мимо клетки, в которой сидела тигрица. Джек ненадолго задержался, чтобы