Беглый - Дмитрий Шимохин

Мы горячо поблагодарили шамана, оставив ему еще немного табаку, и не мешкая двинулись в указанном шаманом направлении. Хотя я не особо в это поверил, но почему бы и не попробовать, других вариантов все равно не было.

Сафар шел впереди, внимательно изучая каждый след на влажной земле. Мы шли почти два дня, с трудом продираясь сквозь эти дебри, как вдруг Сафар, шедший впереди, резко остановился и знаком показал нам замолчать. Затем присел на корточки и указал на едва заметную, заросшую травой тропку, уходящую в сторону от ручья, круто вверх, на склон сопки.

— Сюда кто-то ходил недавно, — уверенно прошептал он.

— Человек. Не зверь. Лапти лыковые. Да и след свежий!

Мы осторожно пошли по этой едва заметной тропке и вскоре выбрались на небольшую, уютную, скрытую от посторонних глаз высокими кедрами полянку.

И там, у подножия старой, разлапистой, покрытой седым мхом лиственницы увидели то, что так долго искали — небольшой, грубо, но довольно прочно сделанный из жердей шалаш, над которым вился тонкий, сизый дымок. А рядом с шалашом, на низенькой скамеечке, вырезанной из цельного куска дерева, сидел наш Захар!

«Значит, шаман оказался прав», — мелькнула мысль.

Сгорбившись, он сосредоточенно что-то строгал. Рядом с ним на циновке, перебирая в плетеном лукошке какие-то лесные ягоды, сидела молодая черноглазая нанайка, с удивлением и некоторым испугом смотревшая на нежданных гостей.

Захар, услышав наши шаги, неторопливо поднял голову. Увидев нас, он, кажется, совсем не удивился, лишь как-то по-старчески усмехнулся в седую бороду.

— А, пожаловали, господа золотоискатели… Что, не дается вам желтый песочек без помощи старого, никчемного Захара? Не по зубам оказалась амурска-то землица? Ну, заходите, чего… чем богаты, тем и рады!

Быт его здесь, в этом таежном уединении, был донельзя убогим и скудным. Небольшой покосившийся шалаш, едва защищавший от пронизывающего ночного холода и дождей. Очаг, наспех сложенный из камней. Закопченный дочерна котелок, старый щербатый топор, лоток для промывки золота, прислоненное к стене шалаша ружье. И все! Видно было, что живет он здесь впроголодь, перебиваясь случайной охотой, рыбалкой да лесными дарами, которые собирала его молодая спутница. Эта самая нанайка, Аякан, как он ее называл, смотрела на нас с плохо скрываемой надеждой — может, эти русские принесли с собой немного еды, чая или соли…

— Ну что, Софрон, — пихнул я в бок локтем нашего главного бузотера-заводилу, — давай начинай!

— Захар Игнатьевич, — произнес Софрон, шагнув вперед и низко поклонившись старику. — Прости ты нас Христа ради. Не по-людски мы тогда с тобой обошлись, не по-товарищески. Обидели зря. Возвращайся к нам в артель. Без тебя нам здесь никак не справиться. Пропадем тут, как слепые щенки. Бес меня тогда попутал, слово злое сказал. Горячи мы были, не подумавши ляпнули. Возвращайся Христа ради. Без тебя мы тут как без рук, без головы.

— И меня прости, Игнатьич, — произнес Тит, стоявший позади меня с виноватым лицом, пряча глаза и неловко переминаясь с ноги на ногу — Не со зла я тогда… Так, сдуру брякнул.

Захар долго молчал, переводя свой выцветший, но все еще острый, пронзительный взгляд с одного из нас на другого. Потом тяжело вздохнул, словно сбрасывая с плеч непомерный груз.

— Эх… Зеленые вы еще… Ладно уж. Что там старое поминать. Золото — оно такое, хитрое, оно и не таких людей ссорило да разводило, когда глаза застило! Да и, сказать по чести, скучно мне тут стало одному. С Аякан, конечно, веселее, да только не поговоришь с ней по душам, языка нашего она почти не знает. Только вот… — он с нежностью посмотрел на молодую нанайку, которая с тревогой следила за нашим разговором, — Аякан-то со мной. Не брошу же я ее теперь здесь одну, в тайге.

— Так и Аякан с нами, если захочет, — быстро сказал я, обрадованный его согласием. — В лагере женщина всегда пригодится — и постирать, и еду приготовить, и за порядком присмотреть. А мы ее не обидим, слово даю. — И, подняв кулак, продемонстрировал Титу и Софрону.

Сборы были недолгими: имущества у старика оказалось с гулькин хрен. И буквально через час наш небольшой отряд, нагруженный мешками и узлами, тронулся в обратный путь. Нанайка Аякан, кажется, была рада перебраться в наш более обустроенный и многолюдный лагерь и теперь бойко вышагивала вместе со всеми, таща немалый узел. Вообще, наличие у нищего пожилого старателя молодой и довольно смазливой особы вызвало понятный интерес.

— Слушай, Захар, — дорогой спросил его Софрон, — а ты где бабу-то раздобыл?

— Шта, завидно? Ты хоть молодой, а так не могешь? Ну что ты, Софрон, право дело, за неисправный мужик? Ни золото найти не могешь, ни бабу, всему тебя научить надо!

— Ха-ха, — вырвался из меня хохот.

Софрон угрюмо насупился, Захар примирительно похлопал его по плечу.

— Да ладно, не кисни, все у тебя ишшо будет! А бабу я, ребяты, у мансов купил.

— Это как энто так, Захар? — поразился Тит. — Нешто они людьми тут торгуют?

— Ну, а чего ты хотел, друг? Закон — тайга, медведь — хозяин! Тут энти мансы — они и гольдов, и орочан — всех в оборот взяли! Закабалили как есть! Гольды через них жуть какие смирные! А манжуры, так те и вовсе… Лютуют, можно сказать. Могут, скажем, обвинить гольда в нечестной торговле, да и обрезать ему уши, а то и живьем зарыть в землю. Если гольд надумает вдруг жениться, то он обязан просить разрешения, и ему продают за немалую цену какую-то желтую бумагу. А без той бумаги жениться нельзя! Ну, через то, понятное дело, они впали в долги. Уж чего только не делают с гольдами манчжуры! И убивают их, и продают, как скотину, и палками лупят по пяткам. Много народу в таких неоплатных долгах, что должны отдавать китайцу все шкурки соболя, какие только добудут. А чтобы узнать о числе пойманных соболей, мансы их пытают по-своему. Ужас, что деется!

— Понятно. А бабу-то ты где взял? — гнул свое Тит.

— Тьфу ты, непонятливый. Да говорю — купил! Тут одно стойбище гольдское так мансам задолжало, что оне всех баб ихних забрали. Ну и вот, пока долг не отдан, раздают, значит, в пользование всякому