Эхо 13 Род Которого Нет. Том 1 - Арий Родович

Восьмой шаг — УХ. Ноги двигаются сами, как в боевом трансе.

Девятый шаг — УХ. Кинжал в моей руке становится продолжением руки.

Десятый шаг — УХ. Цель уже совсем близко.

Я нанёс удар, чувствуя, как лезвие входит в плоть, и сделал рез, чтобы всё закончилось быстро. Кровь хлынула, а его тело дёрнулось и обмякло. Я смотрел, как из него уходит жизнь, и понимал — это моё первое убийство. В том мире я никогда не лишал жизни человека. В этом — только что убил. И осознание этого ложилось на меня тяжёлым грузом, перемешанным с холодной необходимостью.

Интерлюдия 3 — Сергей

Он всегда умел прятать свои мысли за тихой улыбкой и опущенным взглядом. Для всех он был просто молчаливым дружинником, который выполняет приказы и не задаёт вопросов. Его прошлое никого не интересовало — да и он сам никогда о нём не говорил.

Сиротой он остался рано. Деревню, где он родился, сожгли за одну ночь. Это было нападение монстров — быстрое, беспощадное, с криками и пламенем. Во время хаоса он получил сильный удар по голове и частично потерял память. Когда пришёл в себя, лежал среди дымящихся руин. Его тело прикрывала женщина, раскинувшая руки, словно заслоняя от удара. Позже он понял, что это была его мать. Лица отца он не помнил, а о сестре был уверен, что она погибла в ту же ночь. Её образ растворился в обрывках детских воспоминаний.

После разорения деревни он сначала пытался выжить среди обугленных руин. Ел всё, что находил: сухари, забытые в подвалах, гнилые овощи, даже мясо, давно испорченное. Месяцы тянулись в бесконечном голоде, пока однажды к развалинам не подъехали грузовики. Это была банда мародёров, приехавшая добрать остатки. Ему тогда было лет шесть. Они забрали его с собой, сначала заставляя попрошайничать, выставляя на показ худое тело и грязное лицо.

Жизнь в банде была пыткой. Его били, унижали, держали впроголодь. Но среди них был один человек — старший боевик, который говорил, что только сила даёт шанс выжить. С этих слов Сергей начал тренировать своё тело, даже в детском возрасте, понимая, что однажды его могут продать. В банде он видел, как красивых мальчиков продавали богатым людям — графам, баронам, тем, кого он ещё тогда не понимал. Андрей, единственный, кто иногда делился с ним едой, однажды исчез. Сергей узнал, что его продали, и в тот момент понял: аристократы — такие же хищники, только в дорогой одежде. И всё же ему повезло родиться мальчиком: их обычно продавали ближе к девяти–десяти годам, тогда как девочек могли увезти уже в шесть–семь лет.

Когда Сергею исполнилось девять, его жизнь снова перевернулась. Банда, в которой он был, наполовину состояла из мутантов. Церковники, по закону имевшие право уничтожать такие группы, устроили резню. Но в Сергее они увидели потенциал — он был чист от мутаций, крепкий для своего возраста и уже закалённый уличной жизнью. Его забрали.

Обучение в церкви оказалось не спасением, а новой формой рабства. Их кормили скудно, били, унижали, заставляли часами учить молитвы и тексты, вбивая в головы, что только служение церкви искупит их «грехи» прошлой жизни. Ему внушали, что он обязан верой и правдой служить только храму, и что Эхо — единственная сила, способная спасти его душу. Но это были далеко не все издевательства.

Да, он знал, что его не продадут в рабство или клетку, но уже к девяти–десяти годам он понимал, как болит каждая часть тела, потому что каждая из них побывала под ударом. Церковники били за всё: за то, что встал не вовремя, за слишком ранний или слишком поздний отход ко сну, за то, что не помолился или не выучил молитву, за то, что не доел положенную порцию или, наоборот, попытался взять больше еды. Воспитание напоминало муштру, при которой любое отклонение каралось немедленно. Ограничения были во всём — в словах, жестах, даже во взгляде. Из них делали зомби, способных жить только по установленному приказу, подавляя собственную волю.

Церковники постоянно привозили новых детей из разных мест. Многие не выдерживали испытаний, болезней, голода и постоянных наказаний. Тех, кто показывал крепкое тело и выносливость, как Сергей, оставляли для дальнейшего воспитания по пути силы. Позже он узнал, что это так называется — путь силы, развитие физических возможностей до предела. Если же у ребёнка обнаруживались магические способности, его жизнь менялась кардинально: таких детей окружали заботой, учили мягко и внимательно, растили как ценнейший ресурс. Для остальных же, как Сергей, жизнь превращалась в непрерывный круг издевательств, боли и изнурительных тренировок, призванных вытянуть из них всё, что можно, и поднять ранг как можно быстрее.

Иногда, приезжая в особенно убитые сиротские дома, церковники вырезали всех, кто там был, оправдывая это тем, что «такая гниль не должна жить в мире, где есть Эхо». Они сжигали целые приюты только потому, что у них не хватало финансирования. Сергей видел, как дети горели заживо, слышал их крики и понимал, что в глазах церкви эти жизни ничего не значат.

Он помнил девочку лет семи, у которой отсутствовала рука, и на месте плеча медленно гнила рана. Не было медикаментов, некому было лечить, и она умирала стоя, потому что даже лечь не могла от боли. Церковники отбирали в таких местах самых живых и крепких, покупая их за копейки, которые радовали владельцев. В глазах этих владельцев Сергей видел тех же самых пьянчуг и наркоманов, которых встречал в банде. Он уже научился различать людей — кто живёт честно, а кто гниёт изнутри.

Торговля детьми в таких приютах была нормой. Церковники заезжали и в приличные дома, содержавшиеся аристократами. Там жили внебрачные дети, рождённые от измен. Матери почти всегда погибали после родов — слишком опасно было допустить, чтобы кто-то узнал о «ублюдке» в роду. В таких приютах дети были сыты и одеты, но Сергей понимал: причина — в финансировании, а не в чьей-то доброте.

Его, как и других «путей силы», часто отправляли вместе с низшими чинами церкви в такие сиротские дома для поиска и отбора детей. Это было частью его обучения — понимать, как устроена система, кто в ней выживает, а кто обречён. Он видел слишком многое.

Однажды