Дворянин - Роман Валерьевич Злотников

их с Бердом на тот момент это совершенно устраивало. Потому что тогда практически все заказываемые пароходы предназначались именно для внутренних водных путей. А несколько единиц, предназначенных для ближнего каботажа, в первую очередь между Петербургом и Кронштадтом, Берд просто дополнительно оснастил примитивным циркуляционным холодильником испарительного типа, оказавшимся весьма капризным и недостаточно мощным. Так что котельную воду всё равно приходилось постоянно подливать. Но для короткого маршрута длиной менее сорока вёрст это вообще не было проблемой, а вот когда на подобном судне рискнули дойти до Выборга – вылезли проблемы… Так что военным морякам нужна была новая паровая машина. У самого же Берда на заводе производство паровых машин фактически заглохло – необходимости не было. Практически все его потребности, кроме самых маломощных, покрывал завод Даньки в Сусарах.

Но Данька в тот момент был на Урале. Причём не только сам лично, но и с наиболее подготовленной частью своих людей, которых он забрал с собой строить Уральскую горнозаводскую железную дорогу. Те, кто остался на заводе, были скорее технологами, а не конструкторами. Так что помочь Берду с проектированием оказалось просто некому. И ему пришлось, так сказать, тряхнуть стариной и взяться за дело самому… что привело к не очень хорошему результату. Спроектированная Бердом паровая машина имела только одно преимущество – у неё был намного меньший расход котельной воды, то есть она требовала куда менее регулярного долива. Всё остальное – надёжность работы, а также вес, габариты, расход топлива на лошадиную силу в единицу времени – оказалось куда хуже, нежели у «пресноводных» пароходов. Так что после возвращения бывшего майора в Петербург часть морских офицеров вышла на Адмиралтейство с предложением обратиться к «господину Николаеву-Уэлсли» с просьбой спроектировать новую паровую машину с лучшими характеристиками. Но понимая не встретила. Из Адмиралтейства пришёл ответ, что спроектированная Бердом машина «вполне удовлетворяет запросу» и что «даже в Англии» на корабли ставятся машины с куда более скромными характеристиками…

– То есть вы хотите, чтобы я спроектировал вам корабельную паровую машину?

– Идеально бы да, – согласно закивал Бестужев. – Однако здесь без Адмиралтейства не обойтись. Но там такие ретрограды сидят… – и моряк расстроенно покачал головой. – А без Адмиралтейства единственное, что можно сделать, – это внести какие-нибудь возможные усовершенствования.

– Ну для этого мне нужно хотя бы ознакомиться с машиной. А так же с конструкцией самого корабля и-и-и… с мыслями по поводу того, как вы планируете его использовать, тут бывший майор слегка запнулся, размышляя, как сформулировать мысль, дабы это не выглядело совсем уж чуждо. – Наиболее предпочтительный облик механизма очень часто является результатом осознания его предназначения.

– Как интересно вы это сформулировали, – с уважением посмотрел на него Николай. – Что же касается мыслей – нет ничего легче. Мы по вторникам собираемся в кают-компании Гвардейского флотского экипажа. Будем рады видеть вас у себя в гостях…

Так Даньке удалось плавно переместиться с главных посиделок на флотские, где, конечно, так же регулярно спорили о «несносном настоящем» и «светлом будущем», но после некоторых усилий бывшему майору удалось плавно перевести фокус с социального на технический. Во многом потому, что в техническом он, несмотря на то что сам когда-то вёл политподготовку среди подчинённых срочников, сверхсрочников и прапорщиков, понимал куда больше. Те занятия, по существу, были просто формальностью – из политотдела присылали ссылку на статью в журнале «Коммунист Вооружённых сил», которую он старательно переписывал в конспект (ну или, когда выбился в начальники, – ставил задачу переписать бойцу), после чего казённым голосом задиктовывал позёвывающему личном составу, который тоже что-то там записывал уже в свои конспекты. Всё.

В кают-компании Гвардейского флотского экипажа было достаточно уютно. И Данька с удовольствием отметил, что освещённость в ней обеспечивают керосиновые лампы его завода. Их на данный момент выпускалось четыре варианта – от самой дешёвой «бабушкиной трёхлинейки» и до двенадцатилинейной «летучей мыши», в точности повторяющей те, которые обеспечивали аварийное освещение на складах бывшего майора. Но самыми продаваемыми были два, так сказать, средних варианта – универсальный, который можно было использовать и как настольный, и как подвесной, и, так сказать, рамный. То есть чисто горелка с резервуаром, которую можно было облечь в любую внешнюю «одежку» – фарфор, малахит, резное дерево, серебряный или даже золотой корпус. Их закупали и артели, и ювелиры, и архитекторы.

Переход на обсуждение технических вопросов произошёл после того, как Даниил, во многом неожиданно для себя, выдвинул оригинальную концепцию, которая буквально взорвала мозг наиболее интеллектуальной части собравшихся. А таковых среди моряков было куда больше, чем между армейцев.

– То есть вы утверждаете, – задумчиво произнёс Торсон, – что возможности развития и достижения достатка обществом зависят исключительно от уровня достигнутых технологий, а не от социальной организации общества?

– Ну не так категорично, конечно, – покачал головой слегка разгорячённый Даниил, – но я считаю, что уровень развития технологий непременно важен. Сами посудите, что во времена, скажем, Василия III, что во времена Алексея Михайловича социальное устройство общества было практически одинаковым – и там, и там вполне себе обычное средневековое Московское царство, но во время Алексея Михайловича крестьянство переселилось из полуземлянок в избы, в стране появились мануфактуры, была открыта Славяно-греко-латинская академия, страна перестала закупать железо, а начала им вовсю торговать, причём не только им, а изделиями из него – пушками, ядрами, даже англичане у нас их с удовольствием покупали, появились первые солдатские полки нового строя… Разве это не развитие?

– Ну, если быть точным – Славяно-греко-латинская была открыта чуть позже, – вступил в разговор Бестужев. – Но я понял вашу мысль. Почему бы не двигать технологии, не трогая социальное.

– Ну не то чтобы совсем не трогая – это просто не получится! Но я считаю, что будет куда лучше, если технологическое будет тянуть за собой социальное, а не наоборот… как нас убеждают многие наши соратники. При таком подходе гораздо меньше рисков, что socium пойдёт вразнос и рухнет в пучину бунтов и войны всех со всеми, похоронив при этом многолетние результаты технологического развития. Так что получившееся по итогам социального эксперимента общество, возможно, и будет лучше того, что сломали, но после огромных потерь, случившихся во времена потрясений, оно сначала будет десятки лет восстанавливаться, а потом, опять с кровью и потерями, догонять ушедший далеко вперёд цивилизованный мир. А что-то, возможно, будет утрачено вообще навсегда, – тут Данька сделал паузу, после чего осторожно продолжил: – Я тут недавно переписывался с мсье Тенаром – мы с ним знакомы с того времени, когда мы с великими князьями были в Париже: он тогда прочитал им