Помещик 3 - Михаил Шерр

Это сразу же вызвало самые весомые подозрения, что сообщник злоумышленников — мастер, менявший нам замок.

Но эти подозрения будет проверять господин Дитрих. Он прибыл на место происшествия буквально минут через пятнадцать. Мы ещё даже толком не решили, что делать, когда к нам чуть ли не в буквальном смысле вломились жандармы.

Я не мог даже предположить, что господин жандарм может быть в таком гневе.

Он прибыл с целой свитой. Но сначала он сам лично и ещё какой-то невзрачный человечек всё тщательно осмотрели. Невзрачный человечек даже на вкус попробовал язычок нашего замка.

Закончив, он что-то сказал Дитриху и вышел. Тут же зашли два офицера: жандарм и полицейский.

Не выбирая выражений и абсолютно не заботясь об ушах моей супруги, которая не могла не слышать его, господин подполковник высказал всё, что он думает по этому поводу зашедшим офицерам.

Оказывается, мы с женой — особо охраняемые особы, и случившееся — полное фиаско. Эти офицеры лично и все их подчинённые показали полнейшую, говоря языком двадцать первого века, профессиональную непригодность.

Они, раз, прозевали, как неизвестные проникли к нам. И, два, не сумели никого задержать. Было ещё три, и четыре, и, по-моему, даже пять.

Но я был в таком изумлении, что запомнил только раз-два. Анна, кстати, тоже. Три, четыре, пять не запомнились, как и интересные выражения и обороты речи господина жандарма.

А вот резюме я хорошо запомнил. Оба офицера поедут в Петербург в качестве арестантов, и их участи он не завидует.

Высказав всё это, подполковник Дитрих галантно извинился перед нами (Анна к этому моменту вышла из спальни). И фраза, что он гарантирует, что это не повторится, из его уст не прозвучала. Уходя, господин жандарм спросил, когда мы покинем флигель, и попросил разрешения всё здесь досмотреть и допросить абсолютно всех.

Из чего я сделал вывод, что повтор не исключён.

На Драгутина было страшно смотреть, мне показалось, что он в буквальном смысле почернел. Сотник не кричал и не ругался на своих людей, но вместе с Дитрихом допросил их тут же.

Анна весь день чувствовала себя хуже обычного, и уехать в Сосновку мы смогли только после обеда.

Заниматься чем-либо не хотелось совершенно, да и самочувствие Анны явно не располагало к этому. Она молчала, но я и без слов видел и понимал, что мне не надо её оставлять одну.

Сербы открыто выставили усиленные посты, попросили разрешения осмотреть нашу спальню и бесцеремонно покопались везде, даже там, где лежали интимные предметы женского туалета.

Анна отнеслась к этому совершенно спокойно и равнодушно, никак не отреагировав на их действия.

Мне не спалось. Часы пробили полночь. Затем половину первого, ещё через полчаса — час ночи. Анна лежала на спине рядом со мной, а не как обычно — на груди у меня, и, похоже, спала.

Тишина за окном стояла какая-то необыкновенная, хотя, скорее всего, это было моё такое восприятие.

Вот часы пробили половину второго, и тут же раздался какой-то еле слышный протяжный свист. Мне показалось, что где-то за окном, но уверенности в этом не было.

Анна глубоко и сонно вдохнула и перевернулась на живот.

Через какое-то время мне показалось, что дверь в спальню начала медленно открываться. На лампу, стоящую у изголовья постели с моей стороны, был накинут плотный колпак, и я, приподнявшись и оперевшись на локоть одной руки, второй потянулся к нему, чтобы снять.

Света луны и звёзд, проникающего через неплотно закрытые не очень плотные шторы, было достаточно, чтобы разглядеть, например, силуэты людей и очертания предметов.

И в тот момент, когда я почти дотронулся до колпака, от двери раздался тихий голос, и я увидел силуэт человека, шагнувшего в спальню через распахнувшуюся в этот миг дверь.

Но голос принадлежал не ему, он явно раздался сзади.

— Саша, будь умным мальчиком. Тихо и аккуратно встаёшь, чтобы не потревожить свою даму. Она у тебя вся брюхатая, и её не стоит лишний раз волновать.

Я в растерянности не знал, что делать. Заряженный револьвер лежал под подушкой, и можно, в принципе, вполне попробовать выхватить его. Но у того, что уже вошёл в спальню, я почти явственно видел в руках пистолет, и он гарантированно выстрелит.

У второго, того, кто говорил, гарантированно в руках тоже оружие. И одна из двух пуль, выпущенных в меня, наверняка попадёт в Анну.

«Саша, нельзя быть таким тугодумом. Не вынуждай нас стрелять прямо здесь. Ты же не желаешь своей Анечке плохого, а может статься, что в её прекрасном теле появится ненужная дырка».

Я понял, что самое разумное — выполнять требование неизвестных, и начал вставать с постели. И в этот же момент краем глаза увидел, как рука Анны скользнула под подушку.

В тот момент, когда я сел в постели, чтобы начать вставать, за моей спиной прогрохотали револьверные выстрелы. Я был уверен, что Анна это сделает и именно в этот момент, когда сяду в постели и открою ей сектор стрельбы.

Но всё равно это было так неожиданно, а самое главное — так громко, что я почти оглох.

Уроки господ казаков не прошли даром. Оглушённый револьверными выстрелами, я, тем не менее, действовать начал правильно.

Тот, кто говорил, стоя в темноте, похоже, получил пулю в нужное место, потому что тут же раздался грохот падающего тела, а уже вошедший в спальню начал медленно оседать, издавая какой-то хрип. Пистолет, который был у него в руках, с грохотом упал на пол.

Я сдёрнул колпак с лампы, на ходу выхватил револьвер и бросился вперёд. На бегу я увидел лежащего на полу смертельно раненого человека. Одна револьверная пуля попала ему в грудь, а другая — в шею, и из их ран фонтаном била алая кровь. Он должен умереть в течение нескольких секунд, так как пуля пробила ему сонную артерию.

Второй был убит наповал, и его, упавшее навзничь, тело лежало на пороге.

В тот момент, когда я хотел переступить через него, из темноты коридора раздался выстрел, и пуля попала в дверной косяк, выбив щепку, которая вонзилась мне в левую кисть.

Я пригнулся и разрядил револьвер в темноту. Тут же раздался вопль и следом — звук упавшего тела.

На несколько мгновений наступила тишина, а потом где-то впереди, в глубине дома, раздался шум, похожий на звуки бегущего человека. Затем — грохот и крики.

— Саша, возьми мой револьвер. У меня ещё два выстрела остались, — голос Анны дрожал