Воронцов. Перезагрузка. Книга 8 - Ник Тарасов

Я отложил бумагу, посмотрел на Ивана Дмитриевича:

— Это плохо.

— Очень плохо, — согласился он. — Видите ли, Егор Андреевич, ваш случай уникален. Вы попали в прошлое, осознали опасность необдуманных действий и начали действовать осторожно. Работаете с государством, внедряете технологии постепенно, под контролем. Вы понимаете ответственность.

Он встал, подошёл к окну:

— А этот Орлов — полная противоположность. Он не думает о последствиях. Ему кажется, что он всё знает, всё может. Что достаточно применить знания из XXI века — и Россия превратится в рай на земле.

— Наивность, — пробормотал я.

— Хуже, чем наивность, — возразил Иван Дмитриевич. — Это опасное невежество. Он не понимает, что нельзя просто взять и внедрить технологии будущего в общество прошлого. Общество не готово. Экономика не готова. Люди не готовы. Нужна подготовка, постепенность, контроль.

Он повернулся ко мне:

— Вот почему я вас позвал. Вы — единственный человек, который может с ним поговорить на равных. Вы из того же времени, понимаете его язык, его мышление. Но при этом вы уже научились жить здесь, в XIX веке. Вы можете объяснить ему то, что я объяснить не могу.

Я задумался. Логика была понятна. Но вопрос — захочет ли этот Орлов меня слушать? Судя по описанию, он человек самоуверенный, убеждённый в собственной правоте. Такие редко прислушиваются к чужим советам.

— А если он не послушает? — спросил я. — Что тогда?

Иван Дмитриевич тяжело вздохнул:

— Тогда придётся принимать жёсткие меры. Мы не можем позволить ему продолжать. Он угроза стабильности. Угроза государству.

— Вы имеете в виду… — я не договорил.

— Да, — коротко ответил он. — Если разговор не поможет…

Я молчал, переваривая услышанное.

— Я постараюсь убедить его, — сказал я наконец. — Но обещать ничего не могу.

— Я и не прошу обещаний, — ответил Иван Дмитриевич. — Просто попробуйте. Вы — его последний шанс.

Он позвал Соколова:

— Проводите Егора Андреевича к Орлову. И оставьте их наедине. Пусть поговорят без свидетелей.

Соколов кивнул:

— Слушаюсь.

Мы вышли из кабинета. Я кивнул Захару:

— Жди здесь. Я скоро вернусь.

— Слушаюсь, Егор Андреевич, — он устроился на скамейке у стены.

Соколов повёл меня по коридору, поднялся на третий этаж. Остановился у двери в конце коридора, постучал:

— Орлов, к вам посетитель.

— Входите! — донёсся мужской голос.

Соколов открыл дверь, пропустил меня внутрь и закрыл за мной.

Комната была больше похожа на гостиничный номер, чем на тюремную камеру. Кровать, стол, стулья, книжный шкаф, окно с решёткой. На столе стопка книг, исписанные листы бумаги, чернильница с пером.

У окна стоял мужчина лет тридцати пяти. Среднего роста, худощавый, с тёмными волосами и серыми глазами. Одет в простую, но чистую одежду — рубашку, жилет, штаны.

Увидев меня, он оживился:

— Наконец-то! Я уже думал, меня тут навечно заперли! Вы кто? Адвокат? Представитель губернатора?

Я закрыл за собой дверь, прошёл в комнату:

— Ни то, ни другое. Меня зовут Егор Воронцов. И я, как и вы, попаданец из XXI века.

Он замер. Глаза его расширились, рот приоткрылся. Несколько секунд он просто смотрел на меня, не в силах произнести ни слова.

— Вы… вы тоже? — наконец выдавил он.

— Да, — кивнул я, садясь на стул у стола. — Попал сюда почти год назад. Очнулся в теле дворянина, отправленного в захудалую деревню. С тех пор пытаюсь выжить и как-то устроиться в этом мире.

Орлов медленно опустился на кровать, не сводя с меня глаз:

— Я думал… я думал, что я один. Единственный. Что это какая-то ошибка вселенной, глюк матрицы или что-то ещё.

— Нет, не один, — ответил я. — Судя по всему, таких, как мы, несколько. Я знаю минимум ещё одного. Может, их больше, но они действуют осторожно, не привлекают внимания.

Он резко поднял голову:

— Осторожно? А я, значит, неосторожно?

Я посмотрел на него спокойно:

— А как бы вы сами охарактеризовали свои действия? Открыто рассказывать про будущее, предсказывать события, собирать вокруг себя людей, обещая богатство и власть?

Он вскочил, начал ходить по комнате:

— А что, по-вашему, я должен был делать? Сидеть тихо? Притворяться, что я не знаю, что будет завтра? У меня знания! Знания, которые могут изменить этот мир к лучшему! Спасти миллионы жизней! Ускорить прогресс на десятилетия!

— За счёт чего? — спросил я. — За счёт того, что вы расскажете местным купцам про фондовую биржу? Научите чиновников коррупционным схемам XXI века? Или, может, построите атомную электростанцию прямо на Красной площади?

Он остановился, повернулся ко мне:

— Вы издеваетесь?

— Нет, — покачал я головой. — Я пытаюсь донести до вас одну простую мысль. Нельзя просто взять знания из будущего и применить их в прошлом. Общество не готово. Экономика не готова. Люди не готовы.

— Ерунда! — воскликнул он. — Людям плевать на готовность! Им нужны результаты! Дайте им работающую технологию — они её примут! Дайте им способ заработать — они им воспользуются!

Я встал, подошёл к окну. За решёткой виднелась заснеженная Москва — дома, церкви, дым из труб.

— Алексей, — начал я, обращаясь к нему по имени, — давайте я расскажу вам одну историю.

Он скрестил руки на груди, но кивнул:

— Слушаю.

— Когда я попал сюда, — начал я, продолжая смотреть в окно, — моей первой мыслью было то же самое, что и у вас. Я знаю будущее, я могу всё изменить! Построю паровые машины, создам фабрики, внедрю современную медицину, и Россия станет великой державой!

Я повернулся к нему:

— Но потом я начал думать. А что будет, если я это сделаю? Предположим, я построю паровые машины. Они вытеснят ручной труд. Тысячи ремесленников останутся без работы. Они обозлятся, начнут бунтовать. Власти придётся их подавлять. Кровь, насилие, страдания.

Орлов хотел возразить, но я продолжил:

— Или возьмём другой пример. Я внедрю современную медицину. Смертность упадёт. Люди будут жить дольше. Население вырастет. А чем их кормить? Сельское хозяйство не готово прокормить столько людей. Начнётся голод. Опять страдания.

— Но это краткосрочные проблемы! — воскликнул Орлов. — В долгосрочной перспективе всё станет лучше!

— Да, станет, — согласился я. — Но сколько людей