Частица тьмы - Тери Терри

Фрейя тянет меня за руку, да я и сам слышу какой-то низкий рокот и вижу растущую точку на горизонте. Жму на тормоза, и мы прячемся под деревьями. Вскоре рокот становится громче, и я вижу, что это вертолет. Бросаю взгляд на Фрейю. Догадаться, о чем она думает, нетрудно: неужели это ПОН, и они ищут нас?

Но шоссе, похоже, их не интересует; они пересекают его и направляются дальше по какому-то своему делу. Не сговариваясь, мы слезаем с мотоцикла, чтобы немного подождать на случай, если вертолет вернется.

Волосы Фрейи еще сильнее растрепались от встречного ветра, и я, не задумываясь, протягиваю руку, чтобы пригладить непослушные пряди. Она чуть склоняет голову набок, и в следующий миг мы уже целуемся.

Не думать — это хорошо. Начнешь думать — и все испортишь, а я не хочу ничего портить.

Мы подходим друг другу физически: она почти такая же высокая, как я, но тем не менее…

Нет, Кай, не думать.

Вскоре мы уже снова мчим по шоссе. Она прижимается ко мне на поворотах, и в эту минуту я могу представить, что счастлив: в голове никаких мыслей, солнце, открытая дорога. Мотоцикл и красивая девушка.

Возможно, со временем воображаемое счастье начнет ощущаться как настоящее.

5

ФРЕЙЯ

Первое, что мы видим — дым вдалеке. Мы прячем мотоцикл и пешком подбираемся поближе. Дым лениво струится из трубы фермерского дома. Выглядит это так естественно, так обыденно, словно мы шагнули назад в ту жизнь, которая была до эпидемии. Но мы по-прежнему в карантинной зоне, а значит, это либо другие выжившие (хотя, если так, то не слишком они стараются прятаться), либо невосприимчивые, с иммунитетом, либо военные.

Тяну Кая за руку поглубже в рощу.

— Попробую увидеть, кто там, — тихо говорю я, и он кивает.

Я мысленно проникаю в дом. В передней комнате, у камина, дремлет собака, слишком разомлевшая и ленивая, чтобы двигаться. Наконец она шевелится, и я наблюдаю через ее глаза. Мужчина в кресле с книгой в руке, на запястье вытатуированное бледное «I». Он старый, не меньше семидесяти, виски совсем седые. Собака поворачивает голову на шум, вскакивает, виляет хвостом и идет через дверь в кухню. Там женщина, моложе, наверное, лет на тридцать, вытаскивает из духовки что-то, от чего у собаки текут слюни. Жареная курица? У них есть электричество: на микроволновке мигают красным часы. Женщина протягивает руку, чтобы что-то оттуда достать, и сразу выключает. Наблюдаю за ней, пока она не снимает кухонные рукавицы, и я вижу ее запястье: у нее тоже иммунитет.

Я обследую дом, заросший сад, надворные постройки. У них есть куры и несколько коров. Других людей не видно.

Я возвращаюсь в себя.

— В доме двое взрослых, оба с татуировкой иммунитета, больше никого нет. У них есть электричество, значит, возможно, имеется телефон или интернет? — Кай не отвечает, только смотрит на меня как-то странно. — Что?

— Твои глаза. Они изменились.

— Так происходит, когда простираешь сознание. Разве ты не видел этого раньше у Шэй?

Слова вылетают прежде, чем я успеваю остановить себя.

Он раздумывает, потом качает головой.

— Нет. По крайней мере, никогда так близко. Помню, один раз Шэй спросила, меняются ли ее глаза, и мне показалось, я что-то увидел, но не был уверен.

— И что ты увидел в моих глазах? — Мне любопытно, потому что хоть я и видела это мельком в глазах других выживших, но себя-то не вижу. Когда мое сознание вот так уходит вовне, я теряю всякое ощущение себя.

— Это трудно объяснить. Стирается граница между зрачком и радужкой. Знаешь, когда кто-то смотрит на что-то вблизи, его зрачки сужаются? А потом смотрит вдаль, и они расширяются? Так вот, что-то похожее, только это происходит так быстро, что ты видишь на месте зрачков черные водовороты.

Теперь я смотрю в нормальные глаза Кая своими — теми, что могут быть странными и делать то, что не должны делать, — и пытаюсь представить, каково было бы увидеть нечто подобное у близкого тебе человека.

— Ну, и что ты думаешь? — спрашиваю я. — Это ужасно, да?

Кай качает головой.

— Нет, просто надо привыкнуть. Как и к твоей буйной шевелюре. — Он ухмыляется и дергает меня за волосы, и подшучивает, но я-то вижу: для него это странно. Ему не по себе, как бы он ни старался притвориться, что это не так.

Я другая. И всегда буду такой.

6

КАЙ

Фрейя стучит в дверь, потом отступает назад, ко мне. Из дома слышится лай. Потом гремят замки, и дверь открывается. Это тот старик, которого описывала Фрейя, и он держит в руках ружье и целится в нас. Позади него женщина, удерживает за ошейник собаку. Несмотря на ружье и рычащего пса, она выглядит испуганной.

— Чего вы хотите? — спрашивает мужчина.

Я вытягиваю руки, показываю, что в них ничего нет.

— Мы не сделаем вам ничего плохого. Нам нужна помощь.

— Помощь? Кому ж она теперь не нужна. — Он немного опускает ружье. — Какая помощь?

— Информация. Телефон или интернет, если возможно. — Из дома доносится соблазнительный запах еды, и у меня прямо слюнки текут.

— И, думаю, вы голодные. — Он фыркает.

— Немного, — признаю я.

— Может статься, нам тоже требуется помощь… правда, другого рода. На ферме. Как насчет сделки?

Работа по хозяйству — вот что им нужно. Может, с их стороны пользоваться таким вот образом нашим положением не совсем честно, но я тружусь с удовольствием, пока не выматываюсь так, что уже ни о чем не могу думать. Ни о Келли. Ни о Шэй. Ни об Алексе.

При мысли о последнем у меня прибавляется сил, и я с остервенением машу вилами до тех пор, пока из дома не выходит Ангус.

— Не хватит с тебя, парень?

У Ангуса и его дочери Морин иммунитет, как и поняла по их татуировкам Фрейя. Они — это все, что осталось от их большой семьи и друзей.

Они решили вернуться сюда, в зону. Домой, на свою ферму. Вначале их отговаривали, путали, даже не пускали. Но через какое-то время границы зон расширились настолько, что остановить их уже было некому.

Новости, которые они поведали нам за обедом, едва не лишили меня аппетита. Пока мы были отрезаны от происходящего, эпидемия продолжала свой неумолимый, безжалостный