Величие империи - Денис Старый

Русские войска частью стояли ещё на Перекопе, были гарнизоны в крупных городах. Особого напряжения в Крыму не ощущалось. Да и не стоило предполагать, что прямо сейчас могут начаться какие-то восстания. Если в ханстве и остались силы, которые готовы бороться против России, то они будут высматривать и анализировать обстановку, что станет складываться в ходе предстоящего противостояния Османской империи и России.

— Созывайте Меджлис! — потребовал я, когда въехал в пока пустующий дворец бывшего хана.

Вернее, не столько дворец, сколько удачное строение, в том числе и для того, чтобы держать круговую оборону. И занимал его генерал Лесли, назначенный комендантом Бахчисарая и заместителем фельдмаршала Ласси, пока, до моего приезда, главы военной власти в Крыму.

— Я поражён, господин генерал-лейтенант, как всё же лихо вы получаете чины, — посмел заметить Юрий Федорович Лесли.

Если бы кто-то иной сказал подобные слова, то можно было считать, что сказанное сочится ядом. Однако я уже очень хорошо знал Юрия Фёдоровича Лесли, чтобы не видеть в нём своего оппонента или завистника.

— Смею заметить, генерал-лейтенант… — я намеренно сделал паузу. — Вы в последнее время тоже неплохо растёте в чинах. И неужели до сих пор не пришло уведомление о вашем назначении и присвоении нового чина?

Генерал выпрямился по струнке, пронзая меня взглядом, преисполненным благодарности. И это, признаться, мне не очень нравилось. Не люблю лесть. Но, может быть, здесь я путаю, и новоиспечённый генерал-лейтенант просто слишком эмоционально высказывает свою радость от назначения?

Прибыв с Востока у меня случилась какая-то профессиональная деформация. Уже не понимаю, где лесть, а где выражение искренних эмоций.

— Будет вам, Юрий Фёдорович, присаживайтесь, — сказал я, указывая на стул.

Да, раньше во дворце было все больше мягких подушек, теперь, смотрю, уже и мебель появляется более привычная для европейского взгляда. Столы, стулья.

— Но как же созыв Меджлиса? — показывая, что он прямо сейчас готов рвануть и лично призвать всех беев на собрание, спрашивал Лесли.

— Разве вам некому поручить это дело? — спросил я и задумался. — И ещё: пусть ваши нарочные скажут, что на Меджлис их собирает наследник Исмаил-бея, русский генерал-лейтенант Александр Лукич Норов, почём и завещание имеется от деда. А еще, у меня назначение от ее великого высочества Елизаветы Петровны.

— Да? А мы тут гадали, как обращаться к государыне, ну пока не родится император, — принял себе на заметку Лесли.

— К сожалению, не все так просто. Но для сохранения спокойствия, нужно было…

— Вы не перестаёте меня поражать! — восхитился генерал-лейтенант Лесли. — Где что важное — вы там. Мне стоит опасаться, что в Крыму начнутся события? Подымать дивизию?

Я рассмеялся. Но…

— Дивизию в повышенную боеготовность привести нужно, не без этого. Но, будем договариваться, — усмехнулся я.

Глава 15

Стремление к величию выдаёт с головой: кто обладает величием, тот стремится к доброте.

Фридрих Ницше

Американское Западное побережье.

2 ноября-1 декабря 1735 года

Лейтенант Григорий Андреевич Спиридов стоял на борту нового, недавно построенного пакет-бота «Новоархангельск». Стоял и смотрел, как удаляется от него берег, ставший вторым, ну, если после России, — родным.

На берегу стояла, и словно русская женщина махала платочком, его… уже крещёная в православие Прасковью. С тяжёлым сердцем он её оставлял здесь.

— Ты не вернуться! — говорила она.

— Я не забуду о тебе и вернусь! — говорил Спиридов то, во что свято верил.

Он с тяжелым сердцем оставлял Прасковью. Была лишь надежда на то, что русская община, любимая женщина лейтенанта Спиридова, как и ещё не менее трёх десятков алеутских женщин и в меньшей степени мужчин, а также рота солдат, не дадут в обиду никого.

— Поручик, вы отвечаете за Прасковью! Вы слово чести дали! — перед отплытием уже который раз повторял Григорий Андреевич.

— Не извольте беспокоится, — заверял Спиридова офицер.

И моряк-первооткрыватель верил. Ибо ничего иного не оставалось, чтобы верить. Он вернется за Прасковьей, или она к нему переедет. Но вот что со всем этим делать дальше, он не знал. Как привезти в Петербург Аннушку, когда, через год закончится экспедиция и Спиридову нужно будет возвращаться с докладом императрице и адмиралтейству? Как на это посмотрит общество, что он будет с невестой? С такой невестой! И родители что скажут?

Здесь и сейчас Спиридов готов был даже на это закрывать свои глаза, считая, что можно будет преодолеть любые сложности, главное, чтобы с ним была та женщина, о которой все мысли, о ком он уже тоскует, а ведь не прошло и трёх часов, как её обнимал.

Сможет ли Анна стать русской, не сойдёт ли с ума от той жизни, в которую Спиридов хочет забрать свою любимую? И он уже подумывал над тем, чтобы не оставить даже самому себе шансов изменить решение. Тогда венчаться, уже быть перед Богом венчанным с этой женщиной. Но, возможно, даже где-то и прикрывшись в своей нерешительности необходимостью родительского благословения, Спиридов этого не делал. А батюшка на поселении был, и церковь срубили.

— О чём тоскуешь так? — спросил Григория Анддреевичаего старый знакомец, тот, с кем служили ещё на фрегате «Митава», тот, что со своим братом, пригласил в экспедицию друга, — Харитон Прокофьевич Лаптев.

Он прибыл вот на этом пакет-боте, причём сразу не один, а со своим братом, Дмитрием Яковлевичем Лаптевым. Привезли на Аляску стеклянные бусы, множество железных предметов, оружие и много съестных припасов. Но это было лишь промежуточная стоянка. У братьев была своя миссия.

— Не печалься! Найдёшь ты себе ещё алеутку… али утку, али гусыню, — недобро пошутил Харитон Прокофьевич.

— Ты бы язык свой укоротил, а то не погляжу, что и друг мне, — ощерился Спиридов.

Лаптев некоторое время прожигал взглядом своего друга, потом улыбнулся и приобнял его.

— Ты не серчай на меня, друже. В суровых местах служить нам приходится, тут не до этикету. Вот и растерял я умение своё держаться в обществе. Серед суровых льдин, когда так и ждешь, что корабль схватится льдом, и не такое услышишь и сам скажешь, — повинился лейтенант Харитон Лаптев.

Спиридов и не хотел обижаться, правда за свою Прасковью готов был дуэлировать хоть бы с кем. Ну, раз уж друг повинился, то можно было бы изменить тему.