Величие империи - Денис Старый

— Как думаешь, в Калифорниях тех прочно ли станет флаг русский, не начнём ли мы войну с испанцами за те земли? — спрашивал Спиридов, меняя тему разговора.

— По картам Норова те земли, куда мы направляемся, ещё не испанские. Ну а если мы их застолбим за собой, то будь там и иезуитские общины — наша то земля будет. А следом за нами фрегат идти должен, а на нём, почитай, что сотня охочих людей. Не думаю я, что испанцы в тех краях много солдат имеют, — задумчиво отвечал Харитон Лаптев.

Оба морских офицера прекрасно знали, что почти всё, что они делают, — сущая авантюра. Так быстро остановиться в этих местах, занимая целые пространства, — такого никто и не ждёт. Как будто гонка какая. Но Норов…

И кабы Витус Беринг не приболел, не лежал бы сейчас в Охотске, сражённый цингой, то и не случилось бы столь быстрого движения вдоль Америки. Датчанин Беринг был основательным: если какую землю и думал открывать, то становился там сперва плотно, всё досконально проверял, обследовал глубины, фарватер, а уже после шёл вперёд.

Так что другой датчанин, Мартын Петрович Шпанберг, на время заменивший Беринга, оказался грубым, неотёсанным, жестоким, но имел некоторую долю авантюризма. Да и поверил тем картам, которые ему показывали. Именно он и дозволил Лаптевым отправиться на американские юга.

Три недели пакет-бот «Новоархангельск» шёл почти что каботажным способом, сильно не отдаляясь от американских берегов. Ещё две недели назад были скинуты шубейки, выделанные из уникальной шерсти морских бобров. Теперь уже и в тёплых камзолах оказывалось неуютно.

Привыкшие к суровым морозам, исследователи Крайнего Севера, не любили не то что жару, так и тепло, переносили любые температуры, которые не замораживают воду пока очень тяжело.

— Ну и где сия река повинна быть? — разложив карту, собрав совещание, спрашивал Дмитрий Яковлевич Лаптев, капитан корабля и командующий экспедицией. — Где заливы великие?

Три дня уже как ходили вдоль берега, выискивая, где же впадает река в Тихий океан. Именно такие ориентиры были даны на карте Александра Лукича Норова.

— Вода уже затхлая. Солонина местами червивая… Повешу тех, кто нам такую дал, плохо просоленную… Так что, если мы не найдём в ближайшее время то место, какое вы указывали на картах, то сперва подрежем кур, а потом и не знаю, какими припасами нам жить, — нагнетал обстановку Дмитрий Лаптев.

Да, в вопросах пропитания было даже несколько лучше на северах, когда бороздили ледяные воды. Там мясо хоть как просоленное, но замерзало и не портилось.

Последнюю курицу зарезали всего лишь через три дня после возмущения капитана корабля, Дмитрия Яковлевича Лаптева. Конечно, и уже намеревались, а что делать, есть и червивое мясо… Голод, как говорится, не тётка.

— Река! Вижу реку… реки и бухту, превеликий залив! — кричал впередсмотрящий.

Вся команда выбежала на палубу — все тридцать два человека. Всматривались вдаль, но пока что ничего не видели. Не менее, чем через час показалась бухта, и вроде бы как не залив, а, действительно, впадающая в океан река. На самом деле, они уже вошли в залив, где, рядом, в иной реальности, был заложен город Сан-Франциско.

— Доплыли! — сказал Дмитрий Лаптев, снял свою треуголку и перекрестился.

Его примеру последовали и другие.

Ещё день понадобился для того, чтобы найти более-менее удачное место для высадки. Конечно, можно было спустить и две имеющихся лодки сразу же после того, как корабль вошёл в бухту.

Однако был уже опыт у моряков, когда они высаживались на берег и тут же сталкивались с далеко не всегда дружелюбными туземцами. Однажды пришлось и пострелять.

И тут, если планировать конечно, что будет основана русская колония, нельзя начинать сразу со смертоубийства. Лучше, как это уже было сделано на Аляске, попробовать замириться с местными туземцами. Помощи от них может быть куда как больше, чем если с ними враждовать.

— Люди тут есть, — сказал Спиридов, указывая на подрубленные деревья.

— Люди есть везде, — несколько огорчённо выдохнул Дмитрий Лаптев, а потом приказал: — Харитон, Андрей — вам первыми быть, кому спуститься на этот берег русских земель.

Готовились две лодки, вооружались люди, всматривались в берега.

* * *

Крым.

5 декабря 1735 года

Меджлис я принимал во дворце хана. Всё же нужно этот дворцовый комплекс полностью отдавать под меджлис, который должен работать постоянно. Такой шаг будет и символичным, подтверждая, что больше нет ханской власти. Да и удобно. Бахчисарай располагался почти что в центре полуострова и беям, местным князькам, было возможно быстро добраться.

По моему требованию был изготовлен большой круглый стол, за которым сидели шесть беев и я. Я — Новоросский генерал-губернатор, который мог бы никого и не привлекать, тем более, что многие элиты, даже без своих богатств, или лишь с частью имущества.

— Сначала имею своим долгом сообщить, что дед мой сердечным приступом скончался в Петербурге, — начал я заседание. — Прошу почтить память славного сына крымского народа минутой молчания.

Переводчик перевёл, но беи не спешили вставать. Можно было счесть, что они таким образом не выказывают уважение к моему родственнику, но я списал это на незнание. Да и вообще — это традиция, перенесённая мной из будущего.

Однако скоро все встали и, понурив головы, некоторое время простояли в молчании. Было видно, что люди словно расстреляли самоуважение — пришли на поклон к победителям. Может только один из них, Аслан-бей, еще сохранял лицо. Но вот остальные, нет.

Отчасти это было так. Россия — победитель. Но если все начнут думать, что находятся под гнётом и всячески воспротивятся входить в систему экономических и политических взаимоотношений с Россией, толку не будет. Разве что кроме массовых репрессий, избежать которых у собравшихся есть шанс, если поступить разумно. Ведь всегда можно вытянуть скелет из шкафа, да вспомнить историю взаимоотношений Крыма и Москвы. И кто кого сжигал и людей угонял в рабство.

Но лучше уж попробовать замириться, смириться, пойти дальше. Тут лучшим способом будет экономическое взаимопроникновение. Тем более, что я готов немалым для этого пожертвовать — частью своего состояния.

— Карим-бей, — обратился я к своему родственнику, внучатому внуку деда. — Знаю, что ты, как и другие здесь собравшиеся, недоволен завещанием моего деда. Но волю этого уважаемого человека я оспаривать не намерен. Уже прибыл