Воронцов. Перезагрузка. Книга 10 - Ник Тарасов

Мы начали с пьезоэлектрических замков. Я взял настоящий чертёж и начал его модифицировать. Изменил угол удара молоточка по кристаллу — всего на несколько градусов, но этого было достаточно, чтобы сила удара оказалась недостаточной для надёжной генерации искры. Внешне всё выглядело правильно, но на практике замок давал бы осечки в тридцати-сорока процентах случаев.

— Почему бы не сделать полностью нерабочий вариант? — спросил Николай, наблюдая за моей работой.

— Потому что это вызовет подозрения, — объяснил я, аккуратно стирая линию и перечерчивая её под новым углом. — Если замок вообще не работает, французские инженеры сразу поймут, что их обманули, и продолжат охоту за настоящими чертежами. Но если замок вроде бы работает, но ненадёжен — они будут думать, что проблема в качестве их изготовления, в материалах, в квалификации мастеров. Потратят месяцы, пытаясь улучшить конструкцию, которая изначально порочна.

Александр восхищённо покачал головой:

— Жестоко, но эффективно.

Помимо этого, я детально описал сам «кристалл» — как нужно выплавлять стекло, какие формы для него делать — сделал все так, чтоб процесс изготовления казался максимально правдоподобным. Даже указал тонкости по охлаждению готовых экземпляров.

Следующим я взялся за механические лампы. Здесь можно было исказить параметры пружины или расчёт частоты ударов по кристаллу. Я выбрал второй вариант — изменил параметры редуктора, который управлял частотой ударов. На бумаге всё выглядело правильно, но в реальности лампа, даже если б они дошли до того, что в качестве кристалла нужно использовать кварц, работала бы в неоптимальном режиме и быстро ломалась.

— А как насчёт паровых машин? — спросил Николай, изучая список технологий.

— Паровые машины — самые опасные для фальсификации, — признался я, задумываясь. — Ошибка в расчёте давления может привести к взрыву котла. С одной стороны, это устранит вражеских инженеров. С другой — может вызвать подозрения.

— Делайте два варианта, — предложил Александр, демонстрируя неожиданную проницательность. — Один относительно безопасный, просто неэффективный. Другой — с риском взрыва. Разместите их в разных местах. Пусть противник гадает, какой из них настоящий.

Я посмотрел на него с уважением:

— Хорошая мысль, Александр. Именно так и сделаем.

Мы работали три дня почти без отдыха. Я чертил, Николай проверял достоверность оформления документов — нужные печати, подписи, правильные формулировки, Александр делал аккуратные копии с нужными «случайными» ошибками и помарками, которые придавали чертежам вид рабочих документов, а не парадных копий. Каждая мелочь имела значение — от качества бумаги до оттенка чернил.

В итоге у нас получилось пять комплектов фальшивых чертежей:

1. Пьезоэлектрический замок с неправильным углом удара — ненадёжный, но не очевидно бракованный и инструкцией по изготовлению кристалла из стекла.

2. Механическая лампа с ошибочным редуктором — быстро изнашивающаяся.

3. Паровая машина с заниженными параметрами котла — неэффективная, маломощная.

4. Паровая машина с завышенным давлением — опасная, с риском взрыва.

5. Электрический телеграф с неправильным расчётом обмотки электромагнита — слабый сигнал, передача с перебоями.

Каждый комплект я пометил по-своему, используя незаметные маркеры. В одном сделал специфическую орфографическую ошибку в заголовке — «пъезоэлектрический» вместо «пьезоэлектрический». В другом использовал особый сорт бумаги — она была чуть желтее обычной. В третьем поставил дату на два дня позже реальной. В четвёртом сделал незаметную царапину на полях определённой формы. В пятом добавил микроскопическую метку чернилами — крошечную точку в углу листа, видимую только под лупой.

— Отлично, — сказал я, раскладывая готовые комплекты на столе и ощущая удовлетворение от хорошо выполненной работы. — Теперь передам это Ивану Дмитриевичу. Он решит, где их разместить.

Николай собрал оригинальные, настоящие чертежи, аккуратно сложил в папку:

— А эти куда?

— Эти мне, — коротко ответил я. — И больше никому не показывать без моего личного разрешения. С этого момента доступ к настоящим чертежам — только по моему прямому указанию и под роспись в специальном журнале.

* * *

Иван Дмитриевич забрал фальшивые чертежи вечером того же дня. Изучил каждый комплект внимательно, проверяя печати, подписи, даже понюхал бумагу, оценивая её качество. Наконец одобрительно кивнул:

— Работа отличная. Не отличишь от настоящих без детальной проверки. Ваши метки незаметны, но надёжны.

— В этом и смысл, — сказал я. — Когда будете размещать, помните о метках. Если какой-то комплект всплывёт — мы точно будем знать, откуда утечка.

— Я всё учёл, — заверил он, убирая чертежи в кожаный портфель. — Размещу их в течение недели. В разных местах, с разной степенью доступности. Некоторые будут лежать почти на виду — в старом архиве, куда редко заглядывают. Другие спрячу глубже, чтобы до них нужно было добираться с усилиями. Психология шпиона такова — чем труднее добыть информацию, тем ценнее она кажется.

— Умно, — признал я, понимая логику его плана.

Он задержался у двери, и лицо его стало серьёзным:

— Егор Андреевич, я понимаю, что вам неприятна вся эта история с недоверием, со шпионами внутри завода. Но поверьте — это необходимо. Ставки слишком высоки. Ваши изобретения могут изменить исход грядущей войны. Наполеон это понимает. Его разведка работает на полную мощность. И не только французская — австрийцы тоже не дремлют.

— Я понимаю, — устало сказал я, чувствуя тяжесть ответственности. — Просто… мне хотелось строить, создавать, обучать. А вместо этого приходится играть в шпионские игры.

— Такова цена прогресса в мире, где правят амбиции и войны, — философски заметил Иван Дмитриевич. — Но утешайтесь мыслью — ваши изобретения спасут тысячи русских жизней. Это стоит всех этих неприятных мер.

После его ухода я долго сидел в кабинете, глядя в окно на тёмную улицу. Захар молча стоял у двери. Внизу слышался шум завода — производство не останавливалось даже ночью благодаря механическим лампам, распространяющим ровный, яркий свет на станки и верстаки.

Я создал здесь нечто значительное. Но вместе с этим и цель для врагов России. Теперь моя задача — не только изобретать и строить, но и защищать созданное.

* * *

Прошло две недели ожидания. Иван Дмитриевич не появлялся, что было нормально — он обычно давал мне работать спокойно, вмешиваясь только при необходимости. Я продолжал свои дела: проверял производство консервов, где Фома с энтузиазмом осваивал новую технологию, координировал работу студентов над телеграфом, принимал отчёты с завода о производстве штуцеров.

Но однажды вечером, когда я разбирал очередную партию писем из Уваровки, Иван Дмитриевич