Скорость. Назад в СССР 3 - Адам Хлебов

Глеб дождался своей очереди, выпускающий махнул зеленым флагом, и в тот момент, когда Сокол резво тронулся с места, я нажал на большую кнопку секундомера и запустил отсчет времени.

Саша с Гариком больше не обращали на меня внимания, за что я им был премного благодарен.

Тяжело не послать навязчивого человека. Время ожидания Глеба пролетело довольно быстро.

К удивлению всех, мы увидели несущийся к финишу Сокол, раньше чем ожидали.

Сначала не поверил своим глазам. Мне поазалось, что я случайно остановил секундную стрелку раньше, чем следовало.

Но увидев, что она продолжает бежать по кругу, я изумился.

Нажав большую заводную головку Славы я вытращал гдаза на показания секундомера.

Глеб побил мой сегодняшний рекорд почти на пол секунды.

Он проехал круг ровно за пятьдесят две секунды. Результат был продублирован на ламповом табло на трассе. Секунда в секунду

— Нее, ну Академия сегодня всех порвала, как тузик грелку.

Услышал я возгласы гонщиков из других команд

— Я так не играю, молодежь совсем охамела?

Довольный Глеб, съехал с трасс. Еще не зная своих результатов, парень подкатил к нам и, выбравшись из салона Копейки сообщил мне:

— Да это не машина, а самолет! Ну как? Сколько у меня? Я наверно, позже Гарика приехал? Я очень старался, но быстрее было страшно ехать…

Я молчал, мне нужно было справиться с неприятным чувством внутри, когда ты понимаешь, что у тебя только что сорвали с головы законные лавры победителя.

— Быстрее не нужно. Поздравляю, ты сумел опередить и Гарика, и меня.

— Врешь! — совсем по-детски вырвалось восклицание из уст Глеба.

Парень видно, подумал, что я его подкалываю.

— Нет, Глеб. Не вру. Я серьезен.

Он обернулся к Саше и переспросил у девушки:

— Саша правда не врет?

Она сделала паузу, потом с улыбкой посмотрела на меня и ответила новому рекордсмену Дмитровского полигона:

— Каменев никогда не врет.

Это было сказано скорее для меня, чем для Глеба.

Нет, ну точно кобра. Надо держать лицо.

Я подумал о том, как в этом случае поступил бы мой наставник. Князь наверняка сумел бы найти в себе силы для того, чтобы искренне поздравить соперника с неожиданным успехом, сохраняя каменное выражения лица.

Поэтому я незаметно вдохнул полной грудью, расправил плечи и притянул руку Глебу.

— Ты красава, я не ожидал от тебя такого результата. Молодец!

Глеб просиял.

В голове крутилась мысль о том, что ему пришлось очень сильно рисковать. Если я шел на пределе возможностей машины, то Глеб и подавно гнал, как сумашедший, чтобы проехать трассу за пятьдесят две секунды.

— Ребят, может, к нам? В нашу команду? — спросил один из присутствующих механиков.

— Нет, спасибо. Мы — академики! — гордо ответил за меня Глеб.

Признаться честно, мне было приятно услышать это именно сейчас, в присутствии Саши и Глеба Щербакова.

Но все же сердце щемило ощущение поражения. Не могу сказать, что оно раздавило меня, но хорошее настроение было разбито в пух и прах.

Я попробовал утешить себя тем, что Андропов вообще сейчас бы обделался от злости, видя результаты Глеба.

Это слабо помогло, но вместе с тем не было чувства подавленности, бессилия и собственного ничтожества.

Наоборот, появилась спортивная злость, которой я давно не испытывал. Со времен, когда активно занимался боксом.

В отличие от вражды, которую я испытал к братьям Махарадзе и их гоп-компании, спортивная злость была направлена на себя самого.

— Приятно было познакомиться, — Гарик протянул руку, — ты прости, если, что-то не так. Я на всякий случай оставил Вячеславу свой телефон. Вдруг захотите продать спортивную машину или мотоцикл. А может, будете что-то искать. У меня хорошие связи по запчастям.

— Надеюсь, что нет. Не захотим.

Я пожал ему руку в ответ, сделав над собой усилие. Саша должна это оценить. Я продолжал стоять там ради нее. Но она молчала.

— Глеб, если нужны будут деньги или работа. Ты знаешь, как меня найти. Если у кого-нибудь подвернется хорошая тачка на продажу, то тут же звони мне. Вместе обмозгуем и обкашляем это дело.

Глеб непонимающе хлопал глазами и переводил взгляд с меня на Гарика Щербакова.

Я был удивлен тому, с какой легкостью он это говорил. Спекуляция и продажа запчастей с рук запрещена, а тут целый гоночный автомобиль.

Подобные Гарику дельцы, говорили о своем дополнительном нетрудовом заработке полушепотом, с оглядкой. А этот все говорит в цвет.

Раньше меня возникло искреннее непонимание, как это все может работать в стране развитого социализма.

Но теперь я понимал, что в стране есть второй, невидимый слой людей, живущих по каким-то только им понятным законам.

Я немного к нему, к этому слою, прикоснулся, но он будто отверг меня, оттолкнул.

Только научился шить чехлы, только стал зарабатывать с Серегой и вдруг, будто невидимая рука закрыла передо мной дверь в тот мир.

Куда же открыла? В мир стукачей КГБ, которых вся страна презрительно называет сексотами?

Сексот — это ругательство.

Если люди узнают, что человек сексот, то его сторонятся. Было в этом слове что-то позорно-несмываемое.

Нет, конечно, большинство стукачей были комсомольцами и даже членами КПСС, и могли иметь вполне приличное место работы или учебы, а то, что они числятся в КГБ, было большим секретом.

Но так уж устроена какая-то чудесная и таинственная интуиция нашего народа, который очень быстро определял таких информаторов КГБ.

Сексот — секретный сотрудник. Гражданин, который из «патриотических» побуждений, чаще под давлением офицеров КГБ, информировал спецслужбы о настроениях, разговорах своих товарищей по работе, учебе или даже членов собственной семьи.

Но люди знают, что патриотизм состоит не в этом. Народный патриотизм, не тот, что толкали с трибун некоторые бюрократы. Или пользовались «сексоты» для того, чтобы оправдывать себя в собственных глазах.

Настоящий патриотизм — это любовь к своему дому, двору. Месту, где ты работал или учился. К своей семье и своим друзьям, соседям, коллегам по работе. Это ощущение, что все мы, граждане СССР одна большая общая семья.

Ощущение, что тебя, твою дружбу, твое родство, соседство не обменяют на заграничные коврижки в виде джинсовых штанов, жвачек и магнитофонов.

Патриотизм — это когда каждый из нас чувствовал себя полноправным гражданином великого государства, которое всегда, на протяжении всей моей сознательной жизни, в дни удач и дни поражений стояло за нашей спиной.

Не было в мире силы, страны, народа, которые могли бы не считаться с моим государством.

Это осознание