Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

Цербер выдыхает всеми тремя головами, потом изящно поднимается на лапы, возвышаясь надо мной. Я едва достаю ему до плеча.

– В тебе нуждаются, – говорят все три головы со стереоэффектом.

Я перевожу взгляд с одной на другую. «Нуждаются»?

Аид поджимает губы. Это не раздражение, как секунду назад, и даже не гнев, как было, когда я вошла в дом. Это…

Что это?

Это не может быть вина. Я уверена, что боги не испытывают вины. Особенно этот.

Аид бросает на меня взгляд, который я не могу истолковать.

– Я скоро вернусь, – говорит он.

Цербер кивает, Рус еще раз обнюхивает меня, а потом адский пес исчезает так же, как и появился, – в облаке дыма.

Я не должна спрашивать. Это не мое дело.

Я спрашиваю:

– Не Исабель?

– Нет.

– Тогда кто…

– Тебе стоит одеться.

Очевидно, что он не хочет говорить мне, но это только распаляет мой интерес.

– Но это важно?

– Да, – коротко и холодно.

– Хорошо… – Я медленно разворачиваюсь на пятках.

– Меня не будет здесь, когда ты пойдешь наружу.

Я колеблюсь, прежде чем бросить взгляд назад.

– Я догадалась.

Ноль реакции.

– Нам надо поговорить, когда я вернусь, разработать стратегию, как лучше действовать дальше.

– Не волнуйся, – говорю я ему. – Мы с Зэем встречаемся за обедом и обсудим стратегию. Я со всем разберусь.

– Хрена с два.

Я не дожидаюсь его следующих слов и захлопываю дверь моей спальни прямо перед носом бога смерти.

Часть 4. Держи врагов ближе

Я столько раз терпела неудачу, что не преуспеть сейчас статистически невозможно.

42

Я уже потеряла союзника?

Приняв ванну и одевшись, я беру разгрузку и накидываю на плечи, а потом выхожу из спальни. Видимо, Аид ушел, пока я мылась. Я пытаюсь не замечать, как стало тихо и одиноко в доме без его колоссального присутствия.

По дороге к лестнице я замечаю открытую дверь, которая всегда была закрыта, и мой шаг замедляется.

Я тихо вхожу в узкую комнату – почти гардеробную. Комната полностью выкрашена в красный, и там есть только одна вещь. Ну… много маленьких вещиц, но все они складываются в единый ансамбль.

Алтарь.

Мягкий солнечный свет льется из окна над головой, заполняя пространство и выделяя сам алтарь. Мое сердце мало-помалу сжимается, превращаясь в тупую боль за ребрами, пока я рассматриваю детали. Естественно, я уже видела алтари для ушедших близких, вот только не такие.

Он цветистый. Букетами поверх букетов громоздятся нарциссы: в основном бодрые желтые и яркие белые, но также с вкраплением фиолетовых, оранжевых и красных. Они окружают факел, вздымающийся из центра стола из черного обсидиана. В основании факела – блестящий череп, а от пламени глубокого красного оттенка летят искры.

Два гранатовых дерева по сторонам изгибаются, чтобы коснуться друг друга над алтарем, будто возлюбленные, которые сплелись в объятьях. Ветви усеяны темно-зелеными листьями и большими красными и спелыми плодами с характерной звездочкой снизу.

Персефона.

Этот алтарь для нее.

Она умерла уже довольно давно. Сто лет назад минимум. Хотя, я так полагаю, для Аида это не так много. Но чтобы такой алтарь стоял здесь, учитывая его редкие визиты… Видимо, он до сих пор глубоко скорбит.

Внезапно мне кажется, что я вторгаюсь в нечто настолько личное, настолько священное, что мне вообще не стоило останавливать на этом взгляд.

Я кланяюсь алтарю, молча извиняясь перед почившей богиней весны и царицей Нижнего мира, а потом пячусь и тихо закрываю за собой дверь.

Но образ этого алтаря и знание о его существовании кажутся гирями, которые я повесила себе на сердце. Они тянут меня к земле всю дорогу до ворот дома Гермеса, где я должна встретиться с Зэем.

Но его тут нет, так что я жду, поглядывая на часы. Я пришла вовремя. А он не похож на типов, которые привыкли опаздывать. Может, мне зайти внутрь? Вот только если я столкнусь с Гермесом, то сделаю хуже Зэю.

Я переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь привести в порядок мысли. И даже подумываю послать за ним одну из моих татуировок. А потом ворота открываются, но выходит не Зэй. Сатир с мятно-зеленым мехом на козлиных ногах и пурпурными копытами и рогами выдает мне записку и без единого слова возвращается внутрь.

Записка от Зэя. Простая фраза.

«Встречаемся за храмом Гермеса. ~ З.»

Опасения Аида начинают казаться правдивыми. Если Зэю нужно скрываться и посылать записки, это плохой знак. Он ведь должен быть в безопасности в доме Гермеса, верно?

Я торопливо иду по дороге, часто оглядываясь через плечо, как сбежавшая заключенная. Особенно осторожно я пробираюсь по главной улице и расслабляюсь, только добравшись до храма.

Но Зэя там тоже нет.

Я издаю свист, служащий сигналом «выходи», а потом вспоминаю, что он не из моих коллег-заложников и его не опознает. Но справа от меня раздается шуршание, и появляется голова.

– О боги, Зэй! – Я умудряюсь не повысить голос, но он все равно машет мне, призывая к тишине, а потом заглядывает мне за спину, за дерево.

– За тобой кто-нибудь шел? – шепчет он.

– Вроде бы нет, но разве ты…

– Ты уверена?

Я вздергиваю бровь:

– Насколько могу. Что происходит?

Он снова оглядывается, и его темные глаза полны опаски; а потом выходит из-за кустов, где прятался. Парень выглядит просто ужасно.

– Что с тобой случилось, во имя Нижнего мира? – тихо вопрошаю я.

Он корчит рожу, которая должна, наверное, отображать отвращение к себе, но за отеками это сложно понять.

– У меня жуткая аллергия на… ну… фактически, можно сказать, на землю.

– И ты решил в ней спрятаться?

– Я скажу, когда мы доберемся туда, где я могу не умереть.

Кошмар. Справедливо.

– Так что будешь делать?

– Забирайся ко мне на спину. У меня идея.

Я кривлю губы, оглядывая Зэя с ног до головы. Забраться к нему на спину? А он меня удержит – в таком-то состоянии?

– Все будет нормально, – говорит он слегка отрывисто. – Залезай.

Я пожимаю плечами. Он знает свои пределы.

Зэй крякает, когда я запрыгиваю к нему на спину, и слегка спотыкается, ощущая весь мой вес, но не падает. А потом мы взмываем в воздух: не просто парим над землей, а набираем высоту. Зэй огибает горы, оставаясь над вершинами вздымающихся сосен и держась ближе к скалам – наверное, чтобы нас не увидели. Ветер со свистом проносится мимо, путая мне волосы: мы летим быстрее прежнего. Зэй еще лучше стал обращаться с сандалиями.

Я не знаю, куда мы летим, пока не соображаю, что мы поднялись на самый верх, почти к вершине одной из гор. Именно тогда Зэй закладывает вираж, и перед нами возникает огромный и впечатляющий главный храм Олимпа, устремившийся в небеса в своей сияющей беломраморной славе.

С такого расстояния головы Зевса, Посейдона и Аида с их разноцветными водопадами кажутся еще больше, чем я думала. Они вырезаны так искусно, что я все равно что смотрю на хмурого Аида, когда он привычно заполняет собой все мое пространство.

Мы летим сюда? В храм?

И верно, Зэй опускает нас на тропу, ведущую к нему.

– На землях этого храма не действуют никакие силы, даже у богов и богинь, – объясняет он. Сандалии Гермеса исчезают. Он просто этого пожелал, что ли? – Это единственное место на Олимпе, где запрещено насилие. Даже если Декс и остальные найдут нас здесь, они не смогут нам навредить.

Не уверена насчет «не смогут», но на подъем сюда у них уйдет какое-то время. Так что я пользуюсь возможностью и смотрю вверх. И вверх. И вверх.

Сам по себе храм… Серьезно, у меня слов нет.

Храм Зевса в Сан-Франциско, довольно впечатляющий, похож на крохотное пламя свечи по сравнению с лесным пожаром этого храма. Крышу поддерживает минимум сотня высоких каннелированных коринфских колонн, два ряда их заполняют все пространство. На вершине треугольной крыши встает на дыбы распростерший крылья пегас. Водосточные желоба в виде львиных голов охраняют