Злодейка, перевернувшая песочные часы. Книга 3 - СанСоБи

– Разумеется… В конце концов, отец должен как можно скорее поправиться, чтобы наш дом снова обрел былую славу. Да и с делом Миэлль станет проще… Я, к примеру, никогда не верила, что она могла толкнуть отца.

Упоминание сестры вызвало неожиданную реакцию. Граф, до этого неподвижно лежавший, вдруг пошевелил пальцем. В его затуманенном взгляде на миг мелькнула искра.

– Он… он действительно двигается! – воскликнул врач, который как раз проводил повторный осмотр.

Доктор, ошеломленный этим небольшим прогрессом, тут же оживился и начал подробно рассказывать, как помочь графу восстановиться.

– Для начала можно начать массировать его тело, это поможет стимулировать мышцы. Со временем, когда он сумеет хотя бы стоять, слуги могут…

На фоне его радостных объяснений Каин едва слышно продолжал оправдываться:

– Н-нет, нет, конечно. Я… я тоже очень рад. Просто немного удивлен.

– Конечно, – с мягкой улыбкой ответила Арья обманчиво-доброжелательным голосом. – Я же знаю, как сильно ты переживаешь за отца. Хочется, чтобы он поскорее восстановился и сам назвал имя виновника всего произошедшего.

Каин ответил вымученной улыбкой. Она была настолько натянутой, что казалось, будто он вот-вот расплачется. Улыбка девушки же стала только шире.

* * *

Слуги, последовав советам врача, по нескольку раз в день массировали тело графа, пытаясь хоть немного улучшить его состояние.

Тем временем Арья и графиня решили немного отдохнуть в саду. Вопреки сценам радости и слез, разыгранным перед графом, графиня выглядела расслабленной, наслаждаясь чашкой чая.

– Хорошо, что отец пришел в себя, – заметила Арья с легкой улыбкой.

– Да, верно, – ответила графиня, но на ее лице не было ни следа радости. Напротив, она выглядела уставшей, будто разыгранное перед графом представление отняло у нее все силы.

Заметив это, Арья сделала знак служанкам, чтобы те оставили их одних, и обратилась напрямую:

– Вы не выглядите счастливой, матушка.

– Ты ведь тоже не светишься от радости. Так что на самом деле тебя интересует?

Граф был, безусловно, ключевой фигурой в судьбе Арьи и ее матери, но положение женщин всегда оставалось шатким. Он их видел скорее украшением, нежели частью семьи. Неудивительно, что искренних чувств по отношению к нему в этом доме почти не осталось.

Арья слегка усмехнулась, наблюдая за равнодушием графини, и сказала:

– Простите, матушка, но, несмотря на то что отец очнулся, я не собираюсь оставлять Миэлль в покое. И Каина тоже. Пусть даже это разрушит наш дом.

– За что же тут извиняться? – с усмешкой ответила графиня. – Это правильное решение. Нельзя оставлять живой змею, которая сжимает твое горло. Я помогу тебе.

Казалось, в этот момент мать вспомнила все несправедливости, которые ей пришлось пережить из-за Миэлль, и стиснула зубы. Прежде она жила в страхе, не покидая своей комнаты, но теперь все изменилось.

У Арьи были союзники, влияние и даже поддержка наследного принца. С таким положением они могли позволить себе не бояться. Для графини было куда выгоднее полагаться на свою повзрослевшую дочь и ее могущественного жениха, чем терпеть графа, который никогда не видел в ней ничего, кроме красивой безделушки.

Пока Арья и графиня наслаждались тихой беседой в саду, Каин отправился в комнату графа. Войдя внутрь, он тут же велел слугам покинуть помещение.

– Но ведь врач сказал…

– У меня есть разговор с отцом. Продолжите позже, – холодно перебил он.

Разговор? Разве граф был в состоянии разговаривать? Недоуменные слуги медлили, но в конце концов подчинились и вышли.

Оставшись наедине с графом, Каин сел у изголовья кровати. Мужчина продолжал молча смотреть на него, лишь иногда моргая.

– Отец…

Граф моргнул, реагируя на голос сына. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах читался немой вопрос: «Зачем ты пришел?»

Каин на мгновение замешкался, но затем решился заговорить снова.

– Миэлль… сейчас в тюрьме.

Эти слова вызвали новую волну эмоций в глазах графа. Он ожидал, что дочь получит наказание за свое преступление, но даже представить себе не мог, что она окажется в тюрьме.

Граф ничего не знал о том, что произошло, пока он был без сознания. Да, поступок Миэлль был ужасным и недопустимым, но он надеялся, что этот инцидент можно будет скрыть, считая его семейным позором. Однако тюрьма… Кто же это допустил?

Увидев, как лицо графа побледнело, Каин продолжил говорить:

– Она обвиняется в попытке убийства. Даже после ходатайства о залоге ей не разрешили выйти. Все усложняется тем, что в это дело замешан наследный принц.

Упоминание принца вызвало еще большее потрясение. Граф забегал глазами из стороны в сторону, словно спрашивая: «Как это связано с наследником?»

– Дело в том, что сначала обвинение выдвинули против Арьи. Тогда-то наследный принц и вмешался, – объяснил Каин, стараясь не упоминать о своих собственных грехах.

Граф закрыл глаза. Он уже догадывался, что Миэлль намеренно привела его к комнате Арьи в тот день. Ему не нужно было ничего объяснять.

Поняв, что продолжение разговора может только усугубить ситуацию, Каин поспешил сменить тему:

– В любом случае, Миэлль говорит, что это была ошибка. Она сожалеет о случившемся и сильно переживает за вас. Каждый день плачет и кается. Отец, я прошу вас, помогите ей.

Слова сына заставили глаза графа потускнеть. Ошибка? Он прекрасно помнил выражение лица дочери в тот злополучный вечер. Это было лицо человека, действующего осознанно. Никакой ошибки там не было.

Каин продолжал настаивать на своем, пока лицо графа не выразило явной усталости. Наконец, он сдался:

– Простите, отец. Кажется, я слишком много говорю. Вы наверняка переутомились сегодня. Отдохните.

Оставаться дольше было опасно: Каин боялся, что разговор мог обернуться против него. Подобрав момент, юноша покинул комнату.

Оставшись в одиночестве, граф долго смотрел в потолок, а затем закрыл глаза. Слезы, которые он сдерживал все это время, начали литься беспрестанно. Все, что он создал, оказалось разрушенным. Те, кого он считал своими детьми, оказались холодны и жестоки. В то же время женщина и ее дочь, которых он и за семью не считал, проявили к нему искреннюю заботу.

Но больше всего ранила мысль о Миэлль. Та, кого он любил больше всех на свете, пыталась убить его. Каин называл это ошибкой, но граф ясно помнил ее глаза. Это было не сожаление и не колебание. Это была решимость.

Осознание того, как низко он пал в глазах своих детей, лишь усугубляло горечь. Его слезы не останавливались. Все это было его собственной кармой, его выбором, его виной. Лишь теперь, будучи прикованным к постели, не способный пошевелить даже пальцем, граф осознал необратимость своих поступков.

Пока