Хозяин Пустоши. Книга 3 - Денис Мист

— Так было всегда или только в последнее время? — уточнил я.

— Сначала эти туннели использовали как слады и места, где простые люди прятались от налетов монстров, — продолжил просвещать меня Артем. — До появления куполов и стен. Бродяги начали появляться лет сто назад, но так много я никогда не видел. В Туле их в разы меньше.

— Тут их много, сколько себя помню. Но я и не спускался сюда в детстве. Это лучше у капитана нашего спросить. Или вон у Румянцевых, когда придем, — добавил Олег. — А что, думаешь, это результат правления Голицына?

— Я не знаю, потому и спрашиваю. Но если это из-за Голицына люди нищают, его точно нельзя оставлять у власти, — решительно ответил я.

— Да, говорят, его отец хоть и заносчивый был, но людей ценил, — припомнил сержант. — Пришли.

Он привел нас к очередной металлической двери. От других она отличалась только тем, что вместо цифры на ней вывели букву «В». Проблему социального неравенства я решил оставить на потом. Сначала надо город захватить, а потом уже его проблемы решать.

— Там выход на поверхность? — уточнил я.

— Да. Но не спеши. У нас два варианта. Сейчас ночь, а это означает, что на улице почти никого нет, кроме патрулей. Если они нас заметят, потребуют закатывать рукава.

— Маги среди них есть?

— Обязательно. Дети младших родов в них служат, — усмехнулся Артем. — Если бы не дружба с Вадимом, я бы тоже город топтал. Кому не хватило места — до свидания. Как случилось с Ильей.

Я кивнул. Уже понял из разрозненных рассказов друзей, что прожигать жизнь могут только княжеские и графские дети, наследники родов баронов и невесты всех этих хозяев жизни. Все остальные или всеми силами показывают свою пользу городу, то есть работают, или оказываются с гербом на запястье в Пустоши — лишние или слабые. Поэтому они постоянно грызутся, поэтому постоянно интригуют брат против брата.

Причину, по которой родители не ограничат себе потомство, я тоже понимал — молодежь ходит на охоту в Пустошь, это опасно, чадо может погибнуть, тогда род потеряет наследника. А так, если один погибнет, другой займет его место. Но четвертый-пятый-десятый отпрыск уже точно лишний и пусть идет в лес. В прямом смысле.

— С первым вариантом ясно — очень осторожно идем сейчас. А что со вторым? — вернулся я к сути вопроса.

— А со вторым — дождаться дня и дойти, смешавшись с толпой, — ответил Олег.

— Ну-у… — начал Артем.

— Идем сейчас, — принял я решение, быстро просчитав оба варианта. — Не факт, что возле особняка Румянцевых шастают толпы народа, а секретного прохода к ним мы не знаем, так что заходить придется разве что через калитку черного хода. Егор сказал, что за ними следят, так что дом под наблюдением, а на подобные калитки обращают особое внимание. К тому же сейчас мы под эликсирами. У меня есть иллюзии — смогу отвести наблюдателям глаза.

— Патрулям тоже тогда готовься отводить глаза, — посоветовал Артем.

— Ты не согласен?

— Сначала думал идти завтра, — признал он. — Но потом понял, что в этом случае ждать надо дня, а к тому времени они могут куда-то уйти из дома. А сейчас они точно на месте. Так что веди, Олег.

— Тогда готовьте свою магию, — предупредил сержант и приоткрыл дверь.

Внутрь сразу ворвался морозный воздух. После тепла туннелей он казался еще холоднее, чем прежде. Мы быстро застегнули куртки, натянули перчатки и приготовились. Олег осторожно высунулся, огляделся и вышел. Снова огляделся и махнул нам, что путь свободен.

И вот я в городе. С первого взгляда стало понятно, что это совсем не тот Орел, где я подписал последний в своей прошлой жизни договор. Этот город, казалось, сошел с картинки учебника по истории. В моем мире так строили сто лет назад, в середине двадцатого века. Тут же век двадцать второй, казалось бы, можно ожидать чего-то невероятного, футуристического, но нет. Монстры не позволяют развиваться. Тут и машины, и оружие аналогично нашему двадцатому веку. Я еще крепче убедился в намерении разобраться в происходящем и запустить тут, наконец, прогресс. А то живут как при феодализме.

— Чего застыл? Идем. — Олег пихнул меня в плечо и первым зашагал по улице.

Мы оказались в спальном районе. Вокруг стояли дома, похожие на те, что я видел в Знаменке. Горели уличные фонари через каждые сто метров, в их желтом свете кружились снежинки. Где-то чуть дальше слышался гул машин. Судя по чистым дорогам, снегоуборочную технику тут все же придумали и это она работала за домами. Я кивнул и пошел за Олегом.

Пока мы шли дворами, проблем не было. Патрули ходили, но не попасться им труда не составляло — просто заходили в ближайшую подворотню или арку между домами, пережидали и продолжали путь. Один раз у нас на глазах патруль сцапал какого-то парня, еще и побегали за ним. Он вырывался, ныл, но как-то вяленько. И попался глупо.

— Иногда они специально попадаются, — пояснил Олег. — В камере тепло и иногда даже кормят. Утром, правда, вышвыривают за стену.

— А они проверенным путем возвращаются, — понял я.

— Да, но часто такое проворачивать нельзя, иначе начнут искать и заткнут проход. И тогда ему точно лучше не возвращаться.

— Понимаю, таким образом он сделает плохо всем.

Так мы шли, пока не уперлись в забор из грубых досок. Олег недовольно нахмурился и заглянул в щель.

— Вот черт. Ну почему сейчас? — зло сплюнул он.

— Что случилось? — спросил Артем.

— Да сами посмотрите. Хода нет.

Мы посмотрели. В щели виднелась траншея. На дне валялись трубы, еще трубы, только новые, лежали сложенными рядом с траншеей. Понятно.

— Это теплотрасса, — все же пустился в объяснения наш сержант. — Года три на этом участке трубы прорывало, а коммунальщики только обещали поменять. И вот, решились.

— Что теперь? — перешел я к сути вопроса.

— Теперь нам придется пройти по проспекту.

— А в обход? — уточнил Артем.

— Ты всю ночь собираешься гулять? — зло парировал Олег.

Артем только поднял руки в знак примирения и согласия и покачал головой.

— Что не так с проспектом? — уточнил я.

— А то ты сам не знаешь? — удивился Олег.

— Не знаю. Я садился в машину и говорил, куда меня отвезти. И в окно не смотрел.

— Понятно. Тогда сам увидишь.

Мы прошли за ближайший дом, выглянули и тут же зажмурились — так ярко тут горели фонари и витрины. Когда глаза привыкли, я осмотрел широкую