1977 - Александр Скок

была полной противоположностью Аньки – болтливая, как сорока, ни капли скромности и застенчивости. Из тех девиц, которые, кажется, уже успели попробовать в этой жизни все, от экстремального вождения до прыжков с парашютом. И надо отдать ей должное, весьма симпатичная. Что-то в ней неуловимо напоминало мою Юльку – разве что губы, к счастью, не пострадали от модной в моем времени силиконовой эпидемии.

Ирка сразу же меня окинула взглядом – быстрым, цепким, будто сканирую на предмет совместимости и готовности к употреблению. И тут же, без всяких предисловий, двигаясь чуть сзади, выпалила:

– Анька по секрету мне про тебя столько рассказывала! Кажется, она в тебя по уши влюбилась!

– Ира! – Аня вспыхнула, как бенгальский огонь, и ее щеки мгновенно порозовели. Затем она опустила взгляд на лед, словно пытаясь найти там ответ на какой-то мучительный вопрос, и тут же помрачнела. Будто увидела в отражении не лед, а что-то гораздо более…нехорошее.

– Ну а что? Сережа должен знать, – пожала плечами Ирка, как будто речь шла о погоде. – Иначе так и проходишь всю жизнь в девках.

– Не было такого! – прошипела Аня, сжимая кулаки.

– Было, было. Ань, тут все свои. Ну а ты, Сереж, как считаешь? Нравится тебе Анюта?

– Симпатичная.

Затем девочки снова схватились в словесную перепалку. Я не стал вмешиваться – бабские разборки дело тонкое, да и наблюдать за Валентином было куда важнее. Он и его свита по-прежнему стояли в центре катка, и теперь их взгляды были направлены прямо на нас. Стало окончательно ясно, кого папенькин сынок так усердно высматривал в толпе – конечно же, Аньку. Видимо, на этот вечер у него были свои планы, весьма конкретные планы. Что ж, тем интереснее будет их обломать. Ирка, тем временем, пристроилась ко мне сбоку и без умолку что-то щебетала. Удивительно, но мы даже нашли несколько общих тем для разговора – впрочем, ничего серьезного, пустая болтовня, чтобы заполнить паузу. В результате Аня оказалась практически без моего внимания, хотя и была совсем рядом. Краем глаза я заметил, как с каждой минутой она становилась все мрачнее и мрачнее – будто туча, готовая разразиться грозой.

В какой-то момент позади раздался голос Валентина – насквозь фальшивый, будто монеты отлитая из дешевого металла.

– Добрый вечер, девочки! – произнес он с приторной сладостью, от которой сводило зубы. В воздухе повеяло бедой. Будто бы открылась дверь в темный чулан, откуда потянуло сыростью и запахом гнили.

Мы не остановились. И не обернулись. Все и так было понятно. В воздухе повисла эта гнилая, липкая атмосфера его присутствия. Никто не хотел продолжать этот вечер. Никто не хотел пачкаться об эту мерзость. Но Валентин, как привязанный, не отставал. Словно зомби, ведомый инстинктами, он преследовал нас:

– Ань, а, Ань, пошли в кино?

– У меня дела, – бросила она через плечо, стараясь не сбавлять ход. Голос – как осколок льда, холодный и отстраненный.

Но Валентин и его прихлебатели не отставали.

– Дела подождут. Сегодня новый фильм. Пошли, – продолжал этот сынок влиятельного папани, уверенный в своей безнаказанности.

– Говорю же – я занята, – отрезала Аня, уже на грани.

Она взяла меня за руку. Сжала мою ладонь. Пальцы у нее были холодные, дрожали. Тихо прошептала, почти беззвучно:

– Сереж, не надо…

– Не буду. Пока что, – так же тихо ответил я. Понимая, что «пока что» – это всего лишь отсрочка. Что рано или поздно придется столкнуться с этой грязью лицом к лицу.

– Да что у тебя там могут быть за дела? – не унимался Валентин. – Маме по дому помогать, что ли?

– Да, маме.

– Да брось. Что ты, маленькая, что ли?

– Не захочешь – заставим, – вклинился Цыган. В его голосе прозвучала угроза. Открытая, наглая.

Наступило тягостное, давящее молчание. Тишина перед бурей.

– Эй, очкарик, а ты что тут делаешь? – раздалось у нас за спинами голосом Валентина. Голосом, полным ненависти и презрения. Мгновение – и до меня дошло. Это было адресовано мне. «Очкарик». Смешно, ага.

– Не твое дело, – процедил я сквозь зубы, чувствуя, как внутри начинает подниматься эта знакомая, противная волна ярости.

Валентин и его шакалы объехали нас, развернулись и поехали спиной вперед. Лица – наглые, самодовольные – были обращены к нам. Я не сдержался. Фыркнул. Легкий кивок в сторону Валентина – и, стараясь, чтобы голос звучал как можно более едко, я произнес:

–Тебе надо в фигурном катании выступать. В женской программе. Отлично катаешься. Золото бы взял.

Ирка прыснула со смеху. Даже Аня слабо улыбнулась. Валентин же недобро оскалился – обнажив крупные, желтоватые зубы. В его глазах мелькнуло что-то… нехорошее. Что-то хищное.

– Опять по соплям получить хочешь? – прорычал Цыган, возвращая мой кивок обратно, но уже с оттенком явной угрозы.

– А я смотрю, у тебя нос кривой? – парировал я, чувствуя, как адреналин начинает бурлить в крови. – Хочешь, помогу сэкономить на пластическом хирурге? – добавил, стараясь придать голосу как можно больше сарказма.

– Что такое пластический хирург?

Ну да, конечно. Откуда им знать такие слова.

– Это тот, кто внешность исправляет с помощью скальпеля, – пояснил я, стараясь подобрать слова попроще. Внутри стало неуютно. Будто я разворошил осиное гнездо.

Цыган понял это по-своему. Ухмыльнулся, криво, зловеще – и медленно, словно показывая, что никуда не спешит, вытащил из кармана складной нож. Лезвие блеснуло в свете фонарей, будто глаз хищника, вынырнувшего из темноты. И в этот момент я понял, что все это – уже не игра. Все стало по-настоящему. И пахло… пахло кровью.

– У тебя скальпель, у меня нож. Давай посмотрим, кто кого? – произнес он, растягивая губы в жутковатой ухмылке. В его глазах плясали отблески какого-то нездорового возбуждения. Казалось, он уже видел, как кровь стекает по лезвию, как плоть поддается острому металлу.

– Мальчики, вы с ума сошли?! – взвизгнула Ира, ее голос прорезал ледяной воздух. – Хватит!

Банда затормозила, вынуждая остановиться и нас. Лед под коньками противно заскрежетал. Я бросил взгляд на Михаила. Тот вжал шею в плечи, и был похож на черепаху, которая испугалась приближающейся опасности. Его глаза бегали, полные ужаса. Ну да, чего еще было ждать от пианиста? Руки, привыкшие к клавишам, вряд ли были способны на что-то большее, чем исполнение сонат. Огневой поддержки не будет. Снова я