Адаптация - Екатерина Насута

исключением: на полу ее возвышалась гора трупов. Из-под грязной медвежьей туши вытекала лужа крови, в которой тонули мелкие тела ласок. Из разодранного рысиного брюха выкатывались клубки кишок, содержимое которых слоем слизи покрывало белые вороньи перья. Слабо трепыхался нетопырь с раздробленным крылом, полз по розовой женской ноге, торчавшей из кучи.

На каталке возлежали конечности медведки, перекрученные проволокой, а под каталкой – девчонка. Девчонка была голой и, судя по дыре в боку, мертвой.

Глеб попятился и остановился, натолкнувшись на великаншу.

– Там люди. Слышите?

Великанша взирала на Глеба с полнейшим равнодушием.

– Там люди вместе с этими тварями! Нельзя же так! Неправильно так!

Великанша отвернулась.

– Она не ответит вам, – сказал Игорь, выходя из соседней комнаты. – Эти клоны ограничены в возможности разговаривать. Вы уж извините, что так получилось.

На Игоре был такой же зеленый халат, как на женщине. На ткани проступали бурые пятна. И алым самоцветом поблескивала булавка на галстуке.

– Как вы здесь оказались? – поинтересовался Игорь, подходя ближе. – Вас специально поместили в другое крыло, чтобы избавить от стресса. Вы беспокоитесь за людей? Это не люди. Клоны.

– Андроиды?

– Клоны. Чистые копии.

Глеб позволил взять себя под руку. Бабища вернулась в тень, а в коридоре появилась еще парочка с носилками. На носилках возвышалась голова медведки.

– Единственное вмешательство – это некоторое ограничение способности мыслить. Вы, наверное, заметили, что они не особо умны. Зато исполнительны. И скорость реакции хороша. Это важно.

– Клоны? – переспросил Глеб. И Игорь, увлекая его за дверь, повторил ласковым тоном врача-психиатра:

– Конечно, клоны. С людьми так обращаться нельзя. Людей нужно беречь.

Значит, клоны. Разгадка проста, но ощущение мерзковатое. И вертятся в голове вопросы, только не оформятся никак. Игорь же продолжает уговаривать.

– А вам следует отдохнуть.

– Я хочу увидеть Команданте! Поселок в опасности. И этот прорыв – только начало. Я слышал, что его хотят уничтожить?

– Кто хочет?

– Андроиды. Кадавры. Вместе.

– Неужели? Заходите, садитесь, а лучше ложитесь. И не следует так волноваться. Мы полностью контролируем ситуацию.

В глазах Игоря мелькнуло нечто, похожее на ненависть.

– Ваш периметр почти не охраняется! – Глеб попробовал вскочить, но ему не позволили.

– Если вы не видите охраны, это еще не значит, что она отсутствует. Повторяю, мы контролируем ситуацию, – Игорь достал из кармана шприц и ловко всадил Глебу в бедро. – Знаете, у вас повышен тонус мышц. Вы принимаете все слишком близко к сердцу.

Шприц торчал из ноги, но Глеб не чувствовал иглы.

Злость вот чувствовал: сука Игорь, выключил. Взял и выключил. Точно сука. Только зря он. Ева-нуль требует уничтожить Центр.

Еве нельзя верить.

Она пришла на третий день после взрыва. Глеб сразу ее узнал. Да и мудрено было бы не узнать эти ярко-голубые волосы и длинную челку с тремя темными прядками. Правда, сегодня на ней не короткая юбочка, но шелковый комбинезон с широким поясом, а вместо цилиндра – белая шляпка с павлиньим пером. Перо длинное, выгибается дугой, щекочет плечо. И Глеб против воли на это плечо начинает пялиться.

Даже не на само плечо – на родинку, выглядывающую из-под лямки.

– Привет, – сказала она. – Я войду.

Это не было вопросом, скорее приказом, и Глеб подчинился. Она вошла, огляделась, скривилась. Наверное, ей, привыкшей к роскоши, Глебова квартирка кажется мелкой и грязной.

И убраться надо было.

Он собирался. Вчера вот. И позавчера. И вообще он не свинья, просто дел много.

– Меня Евой звать, – говорит она, протягивая узкую ладошку. Глеб пожимает. Ева хохочет, но смех ее совсем не обиден.

– А ты Глеб. Я знаю. Вот, – она протягивает фотографию Натальи. Такой у Глеба нету. У него вообще снимков мало осталось. – Я подумала, что тебе это будет надо.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Она мне не нравилась. Зануда. Вот честно, зануда! – Ева поднимает пустую банку и отправляет в открытое окно. – А ты другой. Я тебя вчера в новостях видела. И сразу вспомнила. Ты не обижаешься за то, что я на похоронах так?

На Еву невозможно обижаться.

– Прости, – просит она, глядя снизу вверх. Глеб прощает и то, что было, и то, что еще будет.

– Ты просто прелесть! А братик мой – зануда. Наверное, это общая беда – занудные родственнички. Чаем угостишь? Правда, торт я на этот раз не принесла. Как-то подумалось, что не в тему.

– У меня сушки есть, – отвечает Глеб и мысленно клянет себя еще и за тот бардак, который на кухне. – Ты тут посиди, ладно? Я сейчас!

Ева кивает. Ева стаскивает с дивана покрывало, складывает вдвое и кладет на пол. Садится, скрестив ноги, и предлагает:

– Будем пить чай по-восточному. Скажи, а тебе не жаль людей было?

– К-каких?

– Тех, которые при взрыве погибли.

– Жаль.

Она не знает! Никто не может знать наверняка, кроме своих. Да и там не каждому верят. Доказать надо преданность. Глеб доказал. Глеб сделал все правильно и сейчас сделает.

Чайник закипает быстро. Теткины фарфоровые кружки выглядят убого, но всяко лучше граненых стаканов. Правда, кружек осталось лишь три, да и то одна надколотая по ободку.

Щепоть заварки. Кипяток. Сахар в банке. Черт, а пересыпать-то некуда. Ладно, сойдет. Сушки в пакете. И все добро на поднос. Только бы Ева не ушла.

Она не ушла. Сидя на прежнем месте, она вертела Глебову саблю.

– Я взяла.

Как будто Глеб не видит, что взяла.

– Интересно стало. Не дуйся. А чай ставь. И садись. Пить будем. Разговаривать будем. И думать.

– О чем?

У Глеба получилось поставить поднос, не расплескав чай. Сам он не сел – упал, кое-как подобрав ноги. Неудобно. И чем ее стол не устроил? Он ведь даже почти чистый.

Ева уронила саблю:

– Подделка.

– Я знаю.

– Какой в этом смысл? В том, чтобы иметь дело с ненастоящими вещами?

Она взяла чашку обеими руками.

– Горячая! Осторожно!

Она подняла, подула и отхлебнула кипятку. Ненормальная! Все они, бессмертные, ненормальные. Или понтуются.

– Или с чужими идеями? Они ведь тоже подделки зачастую. Не понимаешь? Вы думаете, что вы такие умные и вычислить вас невозможно?

– Ты о чем?

Ева переставила чашку на ладонь левой руки, палец правой выводил на лезвии сабли узоры.

– О взрыве. И ты меня прекрасно понимаешь.

– Я не…

– Сегодня одна бомба. Завтра вторая. Послезавтра третья. Чего вы добиваетесь? Или правильнее сказать будет: чего ты добиваешься? Пей чаёк.

И Глеб послушно выпил, всю чашку одним глотком.

– Горячо, правда? А будет еще горячее, если вы не прекратите. СБ идет вам навстречу, но лишь потому, что в данном конкретном случае это возможно.