Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Возмутительно! Непростительно, так я Крови и сообщу! Вон отсюда!

Голос его звучал чересчур тоненько, высоко, взбираясь к вершинам истерики… ясное дело, стражник непременно почувствует его страх! В отчаянии Шелк угрожающе взмахнул крохотным иглострелом.

Стражник опустил ружье и подался назад, едва не стоптав нежного, хрупкого с виду Мускуса, вошедшего в спальню следом.

– Мы ведь не знали… думали, все… ну, почти все уже отбыли, и…

– Вон! – оборвал его Шелк. – Вон, и помните: вы меня в жизни не видели!

Пожалуй, ничего хуже последних слов (что сделалось ясно, как только они сорвались с языка) прийти ему в голову не могло бы хоть тресни: ведь Мускус-то видел его всего два-три часа тому назад! На миг Шелк похолодел, не сомневаясь, что Мускус немедля ухватится за его оплошность, но нет, Мускус ей не воспользовался.

– Наружную дверь следует запирать на замок, – сказал он, толкнув под локоть что-то лепечущего в свое оправдание стражника, отчего тот мигом умолк. – Развлекайся. Можешь не торопиться.

С этим он, развернувшись на каблуке, вышел из спальни, а вышедший следом стражник тихонько прикрыл за обоими дверь.

Охваченный дрожью, Шелк подождал, пока за ними не затворилась и дверь в коридор, пинком ноги сбросил роскошное покрывало и поднялся с постели. Во рту его пересохло, колени подгибались.

– А как же я?

С этими словами хозяйка спальни откинула в сторону покрывало с алой шелковой простыней, явив взгляду весьма округлые груди и тонкую талию.

Шелк, поперхнувшись, поспешил отвести взгляд в сторону.

– Действительно, а как же ты? Хочешь, чтоб я пристрелил тебя?

Девушка улыбнулась и широко раскинула руки в стороны.

– Если это все, на что ты способен, отчего бы нет? Валяй!

Шелк не ответил ни слова.

– Только зажмуриваться я, если не возражаешь, не стану, – продолжала хозяйка спальни. – Хочу видеть все до конца.

Улыбка ее сменилась глумливым оскалом.

– Ну же, живей: раз и навсегда. И чтоб без промаха.

Говорили оба вполголоса, отчего светочи поугасли. Лягнув пяткой ножку кровати, чтобы взбодрить их, Шелк сдвинул вверх шишечку предохранителя и сунул иглострел девицы в карман.

– По-моему, тебя опоили каким-то любовным зельем. Наутро твои чувства изрядно изменятся.

– Никто меня не опаивал! – Хозяйка спальни облизнула губы, не забывая внимательно следить, как это подействует на Шелка. – То, что ты называешь «любовным зельем», я приняла перед тем, как сюда заявились первые.

– Ржавь?

Опустившись на колени, Шелк принялся за поиски одежды, заброшенной пинком под кровать. Страх его шел на убыль, чему он был безмерно рад. Сомнений не оставалось: Бесстрашная Сфинга по-прежнему благоволит ему, по-прежнему на его стороне.

– Нет, – презрительно хмыкнула хозяйка спальни, – ржавь действует вовсе не так. Ты что, совсем темный? Под ржавью меня жутко тянуло бы, подмывало прикончить их всех, и я бы, скорее всего, так и сделала… Нет, эту травку люди зовут попрошайником, и она превращает жуткую скучищу в истинное наслаждение!

– Понятно.

Окинув взглядом изорванную рубашку и ризы (те, что поплоше), извлеченные из-под кровати, Шелк невольно поморщился.

– Хочешь, и тебя угощу? У меня еще много, целая куча, а нужна всего-то щепоть, – предложила хозяйка спальни, перекинув через край кровати стройные, на удивление длинные ноги. – Конечно, стоит эта травка куда дороже ржави, и доставать ее куда трудней, но ладно уж, пользуйся, пока я добрая. Обычно-то я… ну, сам увидишь.

От ее лукавой улыбки у Шелка екнуло сердце. Поднявшись на ноги, он попятился прочь.

– А попрошайником ее зовут потому, что под ней клянчить пробивает… выпрашивать, сам понимаешь что. Вот я и прошу… ты только прислушайся. Давай, не упрямься, попробуй. Тебе понравится, вот увидишь.

Шелк отрицательно покачал головой.

– Присядь рядом, – пригласила хозяйка спальни, похлопав ладонью по скомканным простыням. – Это же все… ну, пока все, о чем я прошу. Пару минут назад ты без стеснения лег прямо ко мне в постель.

Попробовав просунуть голову в ворот рубашки, Шелк обнаружил, что это не так-то просто: правая рука отзывалась болью на любое, самое незначительное движение.

– Ты ведь и есть тот, кого они ищут, верно? А раз так, значит, должен бы радоваться, что я ничего им не сказала. Должен-должен, и еще как: Мускусу, знаешь ли, попадись только в лапы – света невзвидишь. Может, тебе хоть с одеждой помочь, а?

Шелк, замотав головой, отступил еще на шаг.

– Нет уж, спасибо.

Хозяйка спальни, соскользнув с кровати, подобрала его ризы. Увидев, что она полностью обнажена, Шелк зажмурился и отвернулся.

Хихиканье за спиной разительно напомнило ему смех безумной девчонки, Мукор.

– Да ты и вправду авгур! Точно, совсем забыла: он же назвал тебя патерой… Шапочку тебе – как, вернуть? Я ее под подушку запихнула.

Представив себе, как эта девица может воспользоваться скуфейкой патеры Щуки, останься та у нее, Шелк искренне ужаснулся.

– Да, – отвечал он, – верни ее, будь так добра.

– Только в обмен. На тебя.

Шелк покачал головой.

– Ты разве не ради меня здесь? Держишься так, что – вроде бы нет… однако имя мое откуда-то знаешь.

– Нет, не ради тебя. Я ищу Кровь.

Гиацинт вновь глумливо осклабилась.

– Не понравится он тебе, патера. Его, правду сказать, даже Мускус не любит, не говоря уж о ком другом.

– Искренне ему сочувствую, – буркнул Шелк, вновь попытавшись надеть рубашку, но вспышка боли в правом плече заставила поневоле опустить руки. – Тем более что я пришел научить его, как удостоиться людских симпатий и даже любви.

– Ну что ж, патера, я, как ты меня и назвал, Гиацинт. И многим, многим известна. И нравлюсь всем до единого, кроме тебя.

– Отчего ж, мне ты тоже очень и очень нравишься, – возразил Шелк, – и это одна из причин отказать в твоих просьбах. Признаюсь, не то чтоб главная, но вполне веская.

– Однако азот ты у меня стянул, не так ли, патера? Вижу, вижу: вон его кончик из-под веревки торчит.

Шелк покаянно кивнул:

– Да. Я намерен вернуть его, но ты права: взят он без твоего позволения, а значит, украден. Прошу прощения, однако пока мне лучше оставить его при себе. Мне предстоит крайне важное дело.

На этом он сделал паузу, ожидая порицаний, но порицаний не последовало.

– Я позабочусь, чтоб и его, и твой иглострел вернули тебе, если сумею благополучно вернуться домой.

– Ты ведь боялся стражников, так? Очень боялся, прячась в моей постели. Боялся, как бы тот, явившийся с Мускусом, не прикончил тебя на месте.

– Верно, – признался Шелк. – Если уж начистоту, перепугался я до смерти… а сейчас до смерти боюсь тебя. Ужасно боюсь, поддавшись твоим уговорам, обесчестить призвание авгура и утратить благосклонность бессмертных богов.

Гиацинт звонко расхохоталась.

– Да, ты права, – согласился Шелк, вновь попытавшись надеть рубашку, однако правое плечо опять нестерпимо заныло. – Разумеется,