Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

— Станция «Василеостровская».

* * *

Я то ускорял шаг, то снова забывал о быстроте. «Серый» послушно топал за мной следом, впадая в азарт медленной погони. Вероятно, полагая, что преследует меня, вот только наши роли в этой увлекательной игре незаметно поменялись — я заманивал охотника.

Людные линии «Васьки» остались позади. Я свернул на тихую улочку, и порадовался, увидав за беленым забором тот самый расселенный дом, покорно ждущий сноса.

Утренний снежок покрыл асфальт тоненьким слоем, скорее даже налетом, будто белой, накрахмаленной простыней —

«четвертый» топал за мною в открытую, хотя и сохраняя дистанцию, и его шаги отзывались размеренным хрупаньем.

Я резко обернулся, играя испуг, и припустил к забору. Торопливо раздвинул доски, юркнул за ограждение — и проложил четкий след к парадному.

В дверном проеме замер на секундочку, прислушиваясь: частые шаги выдали «Серого». Мне оставалось мрачно улыбнуться — и броситься по лестнице вверх, громко колотя ботинками по ступеням.

На верхнем этаже я торопливо натянул перчатки, и поднялся наверх — перекладины из крашеных арматурин загудели басовыми струнами.

Сгоряча я хотел просто наброситься на «хунтёнка», но трап, ведущий на чердак, подсказал более здравую идею. Здравую для меня, разумеется.

Хапая воздух ртом, я переступил ногами по скрипучему керамзиту, и ухватился за тяжелый люк. Глянул вниз.

Солнце садилось, но света в разбитые окна лилось достаточно. Но сначала «Серого» выдали звуки — громко шуршала болоньевая куртка, «загонщик» шумно дышал и шаркал, ступая через две ступеньки. Капюшон он сбросил, и отсвечивал круглой, коротко стриженной головой.

«Осужденный…»

Поднявшись наверх, «Серый» заглянул в одну квартиру, проверил соседнюю — и сноровисто полез на чердак.

Я замер, почти ничего не слыша — частый пульс пищал в ушах. Нервно облизал губы, отчаянно торопя неизбежное.

Едва шишковатая, в полосках шрамов, голова бандита показалась над краем люка, я с силой опустил крышку. Короткий грохот разнесся по чердачному пространству, по этажам, вспугнув голубей. И тишина…

Хрипло дыша, я поднял крышку. «Четвертый» лежал внизу, скорчившись, раскидав руки и ноги, будто изображая кособокую свастику.

— Твою ж ма-ать! — вытолкнул я, встретившись глазами с удивленным взглядом… Мертвым взглядом, идиот!

Да, да! Мертвым! Там, внизу, уже некому на тебя смотреть! Душонку черти забрали, а пустое тело не опасно. Словно подтверждая данный вывод, под разбитой головой набухла черная лужица.

Всхлипывая, я дышал глубоко и часто, словно одолел стометровку за рекордное время. Шатаясь, как пьяный, пробрался к слуховому окну и вытащил из-под сыпучего керамзита пакет с приемником и наушниками.

«Ходу!»

По стальной лестнице я спускался осторожно, держась за раму, чтобы сохранились отпечатки пальцев «Серого». Осторожно, напрягаясь и покряхтывая, опустил крышку. Ступил на лестничную площадку… Перешагнул через труп…

Я изнывал от тягостного желания скорее покинуть страшное место, но задержался. Снял перчатку… Переборол себя, но коснулся уродливо короткой шеи. Пульса не было, да и живой сугрев покидал убитого.

«Готов…»

…Солнце село и все тени слились, сгущая сумерки. Днем небо радовало ясной синевой, лишь по горизонту копилась, мрела серая дымка, похожая на белёсый туманец, а к вечеру всю вышину заволокло однообразной пепельной хмарью, безрадостной и скучной. Отличная погода для убийства.

Тот же день, позже

Ленинград, улица Звездная

Не думаю, что мою персону накрыло колпаком «наружки». Следить за мной не комильфо, ведь я как бы член команды «КГБ» и тоже играю со сборной ЦРУ. Минцев, правда, намекал, что меня возьмут под охрану, но какой смысл? У Вудроффа просто нет лишних оперативников, а тех, что в строю, плотно ведут наши. Шаг влево, шаг вправо…

Разумеется, опасность насильственной эксфильтрации оставалась, но ведь для «киднеппинга» потребны и финансы, и связи, и транспорт, и люди. А где всё это взять рыжему Фреду?

Допустим, прилетит группа накачанных «туристов»… Так их же сразу возьмут «на контроль», чтобы строго следовали указанному маршруту, и не «сбивались с пути». А перейти границу со связанным и усыпленным «Странником»… Та еще задачка.

Шагая к Боткинской больнице, я прикидывал, где именно можно покинуть пределы СССР. Первый способ — через пункт пропуска в Торфяновке. Сунут меня в багажник машины с дипломатическими номерами, и вывезут, как контрабандного осетра. На той стороне, в Финляндии, цэрэушников примут, шаркая ножками перед «белыми сахибами». Вот только минуют ли «сахибы» советских погранцов? Ответ отрицательный…

Второй способ — не посуху, а морем, от латвийских берегов — к шведским. На каком-нибудь рыбацком мотоботе — такая посудина низко сидит, локатор патрульного катера может и не взять ее, особенно на свежем ветру, когда волны разгуляются. А если еще и в тумане, да ночной порой… Шансы приличные.

Закладку я изъял в потемках — из-под оцинкованного отлива замурованного окна. Сюда, к глухой стене двухэтажного больничного павильона, наведывались, разве что, санитарки, вешавшие стиранные халаты на просушку. Так то — днём, а я прокрался в потемках. Вынул пухлый пакет на ощупь — и удалился. И опять в метро. Потом — трамвай, сине-красная «двойка». Доехал до улицы Пестеля и в условном месте начертал помадой цифру «семь».

Сегодня же позвоню Минцеву, а завтра с утра торжественно вручу пакет куратору, как новогодний подарок…

…На перроне станции «Технологический институт» я задержался. Ситуация, конечно, дичайшая — «двойной агент» задумчиво топчется, а в модной холщевой сумке у него длинноволновый приемник, наушники и гостинец из Лэнгли…

Но я лишь сумрачно сопел, не ведая страха. До того устал, что тревоги не проникали в отупевшую голову.

Мне оставалось пешочком прогуляться до дому, поужинать, посидеть у телевизора… Родителей я дождусь не скоро — сотрудники Военно-медицинской академии с женами чинно провожают старый год.

А я, как представил себе тихий домашний вечер… Буду ходить из комнаты в комнату, мучить себя рефлексиями и страхами. Вспоминать липкую лужицу, натекшую под головой «четвертого» урода, и содрогаться. А не оставил ли я следов на месте преступления? А не видел ли кто, как двое входят в разбитое парадное, а выходит лишь один? Или труп обнаружат нескоро, а опера из убойного отдела сразу смекнут — несчастный случай?..

Я круто развернулся — и доехал до станции «Звездная».

* * *

С улицы было не видно, есть ли кто дома, зато у самой двери всё стало ясно — из-за филенки смутно бубнил телевизор, а два женских голоса сплетали ауру милого уюта.

Кривовато улыбаясь, я позвонил, и вскоре услышал торопливое шлепанье. Лязгнул замок, и