Река Великая - Максим Николаевич Николаев

его: то ли в форточку кинули что, то ли залез кто-то. Ему наш Прилуцкий, майор, еще говорит, что форточки маленькие, взрослый человек не залезет, а он ему: мол, акробаты всякие есть. Потом уже инспектор расспрашивать стал, не подозревает ли Андрюха кого в поджоге, а тот ему выдает: «Никого не подозреваю, товарищ полицейский, выпивши с сигаретой заснул, больше не буду». Хотя и не сказать, что пьяный был. Так только, с запахом.

— Где теперь Евстафьев живет? У сестры?

— Да где там жить. Две комнаты на пятерых. Уехал в город к жене, она квартиру напополам с кем-то снимает.

— Не ты разве говорила, что они с женою разошлись давно?

— Как разошлись, так обратно сойдутся, куда деваться? Из тех, кого я знаю, половина семей только на нищете и держится.

Было заметно, что хозяйка готовилась к гостям: слегка накрасилась, надела юбку. В избе было чисто и тихо. Александр спросил про детей, и Алена ответила, что отправила всех троих купаться на реку. Священнику стало тревожно от ее слов: вспомнились старики Дубенки. Он уже собрался спросить, нет ли новостей о пропавших, но потом передумал: коли будет что, то и без нее в интернете прочтет.

Пока грелся чайник, Алена разбирала мешки, которые в четыре руки внесли на кухню Александр с Нектарием. Крупа, макароны, конфеты, печенье, пряники, галеты, консервы из тех, что попроще — всё это регулярно приобреталось за счет пожертвований на базе «Гамма». Остальное приносили сами люди.

Многодетная мать вытащила из пакета и без воодушевления покрутила перед собой розовую детскую курточку:

— Еще бы на Вовку что.

— Не приносили на мальчиков, сестрица, — ответил Нектарий.

Кроме бедняцкого печенья, которое из пакета Алена выставила сразу на стол, к чаю была щучья икра домашнего посола. Отец Александр с унынием подумал про солитера, но отказываться не стал.

— Нет новостей по квартире? Пашка вон тоже беспокоится, добытчик мой. — Алена хохотнула, чтобы скрыть неловкость.

— Помощница наша из администрации в отпуске.

— Второй месяц?

— У чиновников отпуска длинные, по сорок пять дней.

— Да уж.

— Что Власий ваш? Уехал, говорят?

— Уехал, вчера как раз. С этим пожаром забыла рассказать. Ерофеевне сказал, что в монастыре своем лесном решил временно пожить, другим тоже уезжать велел, мол, опасно у реки оставаться. За что так, не объяснил. Може, из-за Дубенков перепугался.

— Он ведь и прежде, бывало, от вас в монастырь уезжал?

— Каждый год по неделе, а то и по две там живет, — подтвердила Алена. — Но в этот раз, Ерофеевна сказала, попрощался он нехорошо.

— Как нехорошо?

— Обычно говорит так: «Даст Бог, свидимся, Валентина Ерофеевна», а в этот раз добавил еще: «А не даст, так и нет».

В комнате, куда их повели с кухни после чаепития, Александру еще на пороге бросились в глаза огромные часы под золотое барокко — Китай халтурного литья, с пластмассовыми цветочками-завиточками и парой жирных амуров.

Диван был застелен новым покрывалом, но, стоило гостю опуститься на него, как в седалище впилась знакомая по прошлым визитам пружина. Пришлось сместиться ближе к Нектарию. Хозяйка устроилась напротив, в кресле у стены с часами.

— Скидка пятьдесят процентов была. Потом в город с собой заберем, — сказала она, когда заметила, на что смотрит гость. — Как без часов-то в квартире?

Александр кивнул в ответ и отвел глаза от интерьерного непотребства.

— Вы, може, лучше вместо вещей деньги мне дадите, как в прошлый раз? — набравшись смелости, предложила Семенова. — Я сама куплю всё, еще и по акциям.

— Что купишь, Елена?

— Всё, что нужно. Чего только мотаетесь зря?

— У нас отчетность в открытом доступе. Не можем постоянно большие суммы выводить.

— Да я же и не прошу большие. Так, на жизнь. — Голос у женщины дрожал. Разволновалась от разговора, который сама же и завела.

Через открытую форточку в деревенскую гостиную ворвался лай овчарки, со двора послышались детские голоса. Александр поднялся с неудобного дивана и объявил, что им с Нектарием пора ехать дальше по своим подопечным. Хозяйка не пыталась задержать гостей. В сенях они столкнулись с тремя детьми, благополучно вернувшимися с реки.

* * *

— Число не помню, а времени было два-тридцать ночи, два-сорок край, но точно не больше трех — я всегда раньше со смены возвращаюсь. У самых Адвориц белый рефрижератор мне навстречу выскочил. Чуть в лоб не влетел.

— Номер запомнили?

— Спросили бы тогда — по регистратору поглядел.

То ли этой же ночью два года назад, то ли какой другой белый фургон видели в Шахницах, деревеньке рядом с Адворицами, а в другие ночи — в Неёлове, Тямше, Новом Изборске, Старом Изборске, Печках, Лаврах, Огурцах.

В малодворном Коровьем Селе их белая «Газель» дважды попадалась людям на глаза после заката. С утра после второго заезда недосчитались местного пьяницы Абросимова Ивана. Прошлой весной отцу Ящеру пожрали его, хотя привезли еще по осени: полгода в темнице томился. Мать с дочерью Абросимовы, две визгливые бабы, никак не успокоятся, и уже после допроса со своих мест в зале суда тычут пальцами в старейшину за железными прутьями клетки.

Не по старинам это, не по-русски, но изуверы на то изуверы и есть: еще вина не доказана, а он уже за решеткой. Или думают, что если выпустить его, то он всех свидетелей здесь перегрызет, да судьей закусит? Как будто не человек он, а лютый зверь! Скамейка в клетке низкая, под детский рост. Ноги затекли.

Из зала поднимается следователь Травина, которая верховодила обыском в селении. Рассказывает, что в темнице нашли старый волос того самого пьяницы из Коровьего Села и еще сухую каплю нечистот соскребли с потолка — эта неизвестно чья. Она дает секретарю какие-то бумаги и продолжает свою речь с трибуны: теперь говорит про святилище на берегу. В смекалке бабе не откажешь: многое верно угадала, но ничего доказать не может. Оружие — кистень да рогатку — Святовит загодя снес к себе в избу, а каменный пол там, где жертвенник стоял, и вокруг старухи вымыли содой с уксусом: ни следов крови не осталось, ни чего другого.

В свидетели Травина вызвала школьного работника из Тямши с глубокой отметиной от топора вдоль лица. По паспортной фотографии тот узнает Богуслава, а заодно и вычерненную сажей моховую бороду на завязках: улику следователи нашли в амбаре для снастей.

Когда рубленый садится на место, они снова обращаются к Святовиту в клетке — теперь расспрашивают про сына. Близки былѝ Да какое там, батюшка прокурор! Как повздорят, бывало, тот чуть ли не в драку