Связанная мирами - Джерри Вэй

– Диан, он преступник. Убийца. То, что он творил… Конечно, лишать жизни – это не выход. Но он использовал магию в отвратительных целях. Он убивал, лишал людей всякого будущего, рубил жизни начисто. И всё ради чего? Ради призрачной цели стать могущественным Тёмным. Баланс между природой и человечеством рушится, а за это Священная Канцелярия приказывает карать. Чтобы не находилось желающих повторить.

Лишать жизни… В отличие от Сергиуса, потерявшего рассудок по чужой воле, Робин убивал осознанно.

– И всё же… Он ведь тоже во что-то верил?

– В свои бредовые идеи, выдвинутые извращённым сознанием.

– А если он стал таким, потому что мир был к нему слишком несправедлив? – осмелилась сказать Диана, вспомнив, какое бессильное отчаяние овладело взглядом Робина, когда он с горечью говорил о тех, кого любил.

– Мир ко всем несправедлив, – отрезал Алекс. Она посмотрела в его серебристые глаза и не нашла в них ни намёка на прежнюю беспечность. Будто в подтверждение его слов, отсветы уличных жаровен снова окатили алыми всполохами пережёванную, как исполосованная бумага, кожу на крепкой спине. – Представь, что будет, если каждый начнёт творить ужасные вещи из-за того, что жизнь обошлась с ним слишком бесчестно.

– Дело не только в нём…

Алекс вскинул бровь, призывая поделиться с ним всем, что её тревожит. Диана неуверенно смотрела в окно, накручивая на палец локон. Чувства, припорошившие неприятным осадком её сердце после сегодняшнего сна, теснились в груди.

– Не так давно, лет пять назад, умер мой родной дедушка. Его сбила машина. – Почувствовав недоумённый взгляд Алекса, она опередила его вопросы: – Ну, то же самое, как если бы переехала насмерть повозка с лошадью, только без лошади. Не забивай сильно голову. И вот… На его похоронах все плакали и скорбели, но не я… Знаешь, что я почувствовала, глядя на закрытый гроб? Ничего. Абсолютно ничего. И мне даже не было стыдно или совестно за это. В тот момент я подумала: ну и что с того, в моей жизни ничего от этого не поменялось.

Алекс не перебивал, внимательно слушая, и, когда она остановилась, лишь поинтересовался:

– Можно?

Диана оторвалась от окна, взглянув на подоконник. Кивнула не задумываясь, и Алекс запрыгнул, усевшись напротив неё. Под мягким ночным светом взъерошенные волосы покрылись серебристым ореолом, словно зеркальная гладь реки в пасмурную погоду. Почему-то мысль о том, что она находится наедине с парнем в чересчур интимной для ночи обстановке, даже не пришла на ум. Какая разница? Она верила ему, а он – ей. Наверное. Главное – она знала, что это куда правильнее глупых предрассудков, а остальное не имело значения.

– Знаешь, моя семья…

Диана всё же подвинулась, но не потому, что испугалась, – скорее чтобы освободить немного места. Алекс правильно истолковал это движение и подобрал под себя ноги, прислонившись к окну.

– …рассказывала, что при жизни он был не то сумасшедшим, не то просто безнадёжным пьяницей.

– Буянил? – сочувственно уточнил Алекс.

Диана вновь оторвалась от окна и покачала головой:

– Нет. Точнее, я не помню. Мне было пятнадцать, когда я видела его в последний раз. Помню, что он почти никогда ни с кем не разговаривал, не участвовал в семейных застольях и вёл какую-то затворническую, отдельную ото всех жизнь. Вроде бы у него было много книг. Как ни пытаюсь, мало что припоминаю. Так вот, в детстве меня заставляли заботиться о нём, но он редко обращал на меня внимание. Иногда я пыталась узнать, всё ли в порядке, ибо он часто не выходил из своей каморки. Но и тогда он не заговаривал со мной – просто утыкался в свои книги пустым взглядом, без какого-либо интереса к происходящему. Я была ребёнком, и мне внушали, что я должна переживать о членах семьи, потому что они мои родные люди.

– А, дрянное дело…

Диана вздохнула, понимая, что с каждым проговорённым словом ей становится легче. Она отпускала застоявшуюся боль, неожиданно всплывшую со дна сердца именно на О-де Гельсии.

– Позже, когда я выросла, я научилась давать отпор родственникам. Вот только их давление было сильнее. Они называли меня чёрствой и бездушной и всегда упрекали, что без него я бы не родилась на свет. Поэтому, каким бы он ни был, я должна быть благодарна и заботиться о нём. Им казалось непростительным предательством, что мне нет дела до члена нашей семьи. Но вот ирония: я и не считала никого из них своей семьёй. Они мнили себя самыми умными, но слишком уж очевидными были их намерения: заполучить состояние, которым он полноправно владел со своей, уже покойной на тот момент, женой. И когда я произнесла это вслух, произошёл нешуточный скандал. Родственники точно с цепи сорвались, одному лишь деду было, как всегда, всё равно. Впервые я искренне поблагодарила его за эту черту. Я тогда позволила себе задуматься: а вдруг он просто сошёл с ума, потому что изо дня в день жил среди них?

– Стервятники. – Алекс задрал голову вверх и тяжко вздохнул, опустив веки.

– А бабушка любила его настолько, что всегда выгораживала. Ну и чёрт бы с ним. Мы с родителями переехали, когда мне было десять, чем значительно облегчили себе жизнь. И тогда я перестала видеть его. А однажды я сказала ему: «Если тебя заменить на стену – в этом доме ничего не изменится». Это было последнее, что он услышал от меня перед смертью. И мне даже не было стыдно за это. Ну а потом… пять лет назад прилетела весть, будто в нетрезвом состоянии он попал под машину. Умер от банальной невнимательности! – фыркнула Диана, разочарованно покачав головой. – Хотя, если честно, я до сих пор не знаю, можно ли верить тётке Роксане. Она та ещё дура. Но, несмотря на полное отсутствие интереса к жизни семьи, когда-то в моём далёком детстве мы были с ним как будто дружны. Но это было так давно, что я почти не помню. Он-то и подарил мне оберег, когда я была совсем маленькой.

Диана выудила амулет из-под платья, и серебро сверкнуло в темноте, отразившись в серых зрачках Алекса.

– Мама рассказывала, что очень сильно злилась на него, а он мигом переубедил её, сказав, что какая-то торговка из лавки заверила, будто эта вещь однажды сослужит службу. Как ни странно, на маму этот аргумент подействовал. Хотя это не так важно. – Диана отмахнулась, давая понять, что не стоит забивать голову незнакомыми