По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

Как обычно. Мол, добёрется он до ведьмы из Петросёловки, до Аньки Князь. Его новые друзья, немцы, помогут. Была княгиней, станет подстилкой. А откажет — вовсе жить не будет.

— Ясно, — сказал Максим. — Что-то мне все Тарасы сплошь предатели и сволочи попадаются. Хотя имя не виновато. Как он выглядит?

— Эй, тебе в это лезть нельзя! Немцы же! Никто не знает, что ты здесь. Вообще никто, ни одна живая душа. Только я и Марийка. Но Марийка никому не скажет, можешь не беспокоиться, а я и подавно.

— Да не беспокоюсь я, с чего ты взяла? Просто спрашиваю на всякий случай. Врага нужно знать в лицо.

Анна описала Тараса.

— Почему ты уверена, что он тебе и Марийке ничего сделать не может? — спросил Максим.

— Есть методы, — уклончиво ответила Анна. — Тебе знать ни к чему. Всё равно не поверишь.

— Да тут и знать нечего, — усмехнулся Максим. — Тарас этот боится, что ты на него какую-нибудь порчу наведёшь, вот и не трогает. Но это до поры до времени. Теперь, когда за ним сила, может и обнаглеть. А немцам всем глаза отвести не получится. Другое дело, что немцам ты не нужна, в общем-то. Пока он не убедит их в обратном. Короче, уходить мне надо.

— Окрепнешь — уйдёшь, — сказала Анна. — Держать не стану.

И так она это сказала, что Максим догадался — удержала бы. В другой жизни и при других обстоятельствах — обязательно бы удержала.

Наступило бабье лето — короткая и чудесная пора, когда кажется, что лучше уже и быть не может и, наверное, примерно так выглядит рай…

Вот только в раю не бывает войн.

А здесь шла война. Самая страшная и жестокая война за всю историю человечества.

Максим ни на мгновение не забывал о том, что его никто не должен видеть. Вообще никто. Всегда был настороже, шёл бесшумно, улавливая чутким слухом далёкий гром артиллерийских орудий и стараясь не пропустить шорох чужих шагов.

Это и помогло понять, что за ним следят.

Он как раз выбрался на знакомую поляну, где обычно разминался, с каждым разом увеличивая интенсивность упражнений. Выбрался и сразу же ощутил на спине чей-то недобрый взгляд.

Словно холодок между лопаток пробежал.

Это хорошо, подумал. Значит, действительно, восстанавливаюсь.

Не оборачиваясь, вышел на середину поляны. Остановился, потянулся, подставляя лицо тёплым лучам осеннего солнышка.

Взгляд не исчезал.

Кто-то продолжал за ним неотступно следить, умело прячась в лесу.

Расслабленной походкой Максим пересёк поляну, скрылся за кустами и деверьями и перешёл в сверхрежим.

— Эй, — сказал КИР опасливо. — Не рановато?

— Я быстро, — ответил Максим. — И аккуратно.

— Ну-ну, — буркнул КИР и умолк.

Двигаясь, словно гонимый ветром призрак, Максим обошёл поляну по кругу.

Где-то здесь…

Вот он.

Заросший многодневной щетиной мужик в засаленной кепке, телогрейке поверх серой рубахи, в грязноватых бесформенных штанах, заправленных в нечищеные сапоги, вышел из-за ствола вековой липы и, пригибаясь, двинулся в сторону поляны, зыркая по сторонам.

В руках у мужика было одноствольное охотничье ружьё.

Судя по описанию Анны, — это и был Тарас Садовчий.

Проверим.

Максим бесшумно настиг его на краю поляны, дал подножку и одновременно выдернул из рук ружьё.

— … ядь! — вскрикнул мужик и свалился на землю.

Максим молча стоял.

Мужик уселся на опавших листьях, глядя на Максима снизу-вверх маленькими, глубоко посаженными глазами неопределённого цвета. На вид ему было далеко за сорок, и ни малейшей симпатии он у Максима не вызывал. От него явственно несло страхом и ненавистью. Так пахнет застарелым потом и перегаром от давно пьющего и не моющегося человека. Аура у мужика была тускло-серая, в грязных расползшихся кляксами пятнах. Нездоровая аура — плохие мысли и низкие чувства.

Максим вышел из сверхрежима.

Мужик заморгал и потряс головой. Человек, стоявший над ним, неуловимо изменился. Был один — стал другой. И в то же время было понятно, что это один и тот же человек.

— Кто ты такой? — спросил Максим скучным бесцветным голосом. — И зачем за мной следил?

— Да пiшов ти на хер, — ответил мужик нагло. — Хто ти такiй, шоб я тебе вiдповiдав? [1]

Максим отвёл и опустил курок, переломил ружьё, вытащил и спрятал в карман патрон. Затем упёр оружие стволом в землю и одним резким движением сломал его пополам.

— Эй, ты что делаешь⁈ — мужик попытался встать.

Максим ногой толкнул его в грудь, и тот сел обратно.

— Сидеть. Что, русский вспомнил, Тараска?

Мужик моргнул.

— Якiй ще Тараска? Я не Тараска.

— Тараска, Тараска, — сказал Максим. — Тарас Садовчий. Староста из села Грипаки, это тут рядом. Мы там в засаду попали. Наша разведрота. И завёл нас в эту засаду ты. Ты сказал нашему авангарду, что немцев в селе нет. Авангард, если не знаешь, — это те, кто идёт впереди. Помнишь троих ребят, которым ты соврал? А тех наших, которых потом немцы убивали, помнишь? Это всё мои друзья были. Понимаешь, о чём я? Я даже по-украински могу спросить. Розумiешь?

В руке Максима словно сам собой возник нож — таким быстрым было движение.

Мужик заметно побледнел. Маленькие глазки забегали по сторонам.

— Это был не я! — воскликнул он. — Я не Тарас Садовчий! Я…я… меня Андриiй зовут, Андрей!

— Бульба? — одними губами улыбнулся Максим?

— Я спрашиваю — Андрий Бульба? Так он как раз предал своих.

— Шо? Как-кой Бульба? Не Бульба, Яцюк моя фамилия…

— Аусвайс! — рявкнул Максим.

Рука Тараса (Максим знал, что перед ним староста Тарас Садовчий, но должен был убедиться в этом на сто процентов) метнулась к груди, замерла и отползла обратно.

— Дома… В хате оставил… — пробормотал он.

Максим наклонился, выхватил из нагрудного кармана его рубашки сложенную вчетверо бумагу.

Это был документ, выданный немцами на имя Тараса Садовчего.

— Ну вот, — сказал Максим. — Здесь ясно написано. Тарас Садовчий, одна тысяча восемьсот девяносто третьего года рождения. Фото нет, документ временный, но и так всё ясно.

— Это не мой! Это… это соседа, Садовчего, он староста, всё правильно. Я… я взял, чтобы, если немцы остановят… К старосте больше поваги… уважения… — Тарас врал, как мог, выдумывая на ходу одну нелепицу за другой.

— Спрашиваю в последний раз, Тарас. Зачем за мной следил? Что собрался