По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

расслабленные, и живите на воде студенице, в мир не ходите, кости не знобите, тела не мучьте. Побегоша двенадесять девиц к воде студенице, трясуницами, водяницами, расслабленными. Заговариваю я раба Максима от иссушения лихорадки. Будьте вы прокляты двенадесять девиц в тартарары! Отыдите от раба Максима в леса темные на древа сухие.

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь. Вначале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово [1]

«Максима? — подумал он. — Откуда она знает моё настоящее имя? Как же хочется пить…»

Он попытался сказать это вслух, но ничего не получилось. Хотя губы, кажется, шевельнулись.

— Пить хочешь? — догадался женский голос. — Бачу, бачу. Почекай трохи, зараз [2].

Чьи-то шаги. Лёгкие, едва слышные.

Шлёп-шлёп-шлёп.

Детские?

— Ось, бабуся.

— З джерела брала? [3]

— Так.

— Дякую, онучка. Тепер іди [4]

— Бабуся, він буде жити? [5]

— Буде, онучка, буде, він сильна людина. Дуже сильна. Iди. [6]

Шёпот. Женщина что-то шепчет. Очень тихо, едва слышно. На каком-то наречии, напоминающем церковнославянский язык. Или старославянский. На похожем она уже говорила перед этим. Отгоняла от Максима двенадцать злых девиц-болезней. Но теперь что-то другое. Что-то про воду, которая должна исцелить, укрепить, дать новые силы. Отдельные слова он разбирал и даже понимал: жадль — жажда, вдушити — вдохнуть душу, абие — вдруг, елико — сколько. Но подробно уловить смысл не получалось.

«Если бы я мог выйти в сверхрежим, услышал бы и всё понял, — подумалось. — Только какой там сверхрежим. Тут бы выжить…»

Ему приподняли голову. Он нащупал губами край чашки, а затем и воду — чистую, холодную, целебную.

Начал пить. Медленно, маленькими глотками, стараясь ощутить и прочувствовать каждый.

Казалось, такой вкусной воды он не пил никогда. Даже в пору его службы в Туркмении, где вода была самой жизнью. Особенно летом, когда бешеное туркменское солнце обжигало так, что, казалось, от его лучей можно было прикурить и без линзы.

Яйцо в песке запекалось за пять минут, помнится.

Кстати, о яйце.

Если он уже напился, то было бы неплохо и поесть. Во всяком случае, желудок подаёт недвусмысленные сигналы.

— Оживаешь, — прозвучал в голове знакомый голос. — Эта женщина, кажется, вытащила тебя с того света. То есть нас обоих вытащила. Потому что клянусь всей информацией, которая только существует в нашей Вселенной, я уже потерял надежду и готовился к смерти. Интересно, какая она для таких, как я?

— Вопрос, несомненно, интересный, — сказал Максим. — Но давай отложим его практическое выяснение.

— Давай, — согласился КИР. — Тогда попробуй открыть глаз. Правый. Потому что левый у тебя повреждён.

— Сильно?

— Сильно. Задет глазной нерв. Фактически он перебит. Я надеюсь на восстановление, ты парень крепкий, но… Говорю же — на волосок от смерти прошли. В прямом смысле слова. Попади пуля чуть левее — и всё, прощай Максим Седых, он же Николай Свят. И КИР вместе с ними.

— Погоди… Значит, пуля раздробила череп? Просто я не могу провести диагностику. Нет сил.

— Раздробила, можешь даже не сомневаться. Повторяю, эта удивительная женщина спасла и тебя, и меня. Кстати, её зовут Анна, это я подслушал. Она сложила кости твоего черепа, перебинтовала голову правильно… Даже не спрашивай, как она сумела это сделать. Не всякому хирургу под силу. Но она сделала. Теперь кости срастаются. Не так быстро, как хотелось бы, но срастаются.

— Хорошо, — сказал Максим. — Теперь помолчи. Я попробую открыть глаз.

Он попробовал и у него получилось. Глаз открылся.

Этим глазом он увидел склонившееся над ним женское лицо.

Откуда-то слева, из маленького окошка, сочился дневной свет. Он освещал чёрные, с проседью, волосы, небрежно убранные назад и заколотые узлом на затылке.

Широкий открытый лоб, прорезанный одной горизонтальной и двумя вертикальными, лежащими между бровей, морщинами.

Длинный, чуть курносый нос.

Тёмно-карие, почти чёрные, пронзительные глаза.

Мелкие морщинки лучиками разбегаются от уголков глаз к вискам.

Над глазами — роскошные чёрные брови вразлёт.

Полные, красивые, уже немного увядшие губы.

Твёрдый подбородок с милой ямочкой.

Высокая шея.

Тяжёлая грудь угадывается под платьем, застёгнутым под горло.

Уже не молода.

Но ещё и не старая.

Будь она из его времени, в котором советские люди живут в среднем сто лет, он сказал бы, что ей около семидесяти лет.

Но здесь, в тысяча девятьсот сорок первом году, конечно, меньше.

Скорее всего, пятьдесят два — пятьдесят четыре.

— П-п-привет, — сказал он и попытался улыбнуться.

Что-то получилось. По крайней мере, он услышал свой голос. Слабый, какой-то наполовину квакающий, наполовину каркающий, но — голос.

— Здравствуй, — улыбнулась женщина. Улыбка сразу сделала её моложе. — Ещё воды?

Теперь она говорила по-русски.

— Если можно.

Она снова приподняла ему голову, дала напиться. Он уловил запах. Пахло сухими травами, чистым телом и немного дымом костра.

Он прокашлялся. Стало легче.

— Вас Анна зовут? — спросил.

— Да. Откуда ты знаешь?

— Кажется, услышал. Словно во сне.

Это было почти правдой. Но не объяснять же, что внутри него живёт КИР — Корабельный искусственный разум, который сообщает ему массу разнообразнейших сведений.

— Наверное, Марийка меня назвала бабой Аней, а ты услышал. Марийка — это моя внучка. Ей двенадцать лет. Она тут была недавно. А ты — Максим? Твои товарищи, которые тебя принесли, сказали, что тебя зовут Николай. Но ты в бреду называл себя Максимом. Я решила, что ты Максим. Так бывает. Моего сына все, и я тоже, зовут Гошей, а по паспорту он Игорь.

— Да, по документам я Николай. Максим — это… Тайное имя. Знаешь, что это такое?

— Я-то знаю, — усмехнулась Анна. — А вот откуда ты знаешь про тайные имена — мне удивительно.

— Как-нибудь расскажу, — пообещал он. — А… где я нахожусь, Анна? И как здесь оказался?

— Что ты помнишь?

— Наша рота попала в засаду возле села Грипаки. Точнее, уже в самом селе. Нам сказали, что немцев там нет, а они были. И много. Мне вообще показалось, что нас ждали.

— Кто сказал, что немцев нет?

— Какой-то крестьянин на подводе с сеном.

— Ты его бачiв? Видел?

— Нет. Это важно?

— Конечно. Всегда важно знать, кто предатель. Ну ничего, я узнаю.

Анна рассказала, что потерявшего сознание Максима притащили двое его товарищей два дня назад.

— Один высокий, сержант, а