По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

— Бросьте, — махнул рукой врач-скептик. — Так не бывает.

— Почему? Потому что вы этого никогда не видели? Но я могу вам продемонстрировать. Есть под рукой какая-нибудь книга?

— Любая?

— Любая.

Врачи поднялся, вышел из операционной палатки и скоро вернулся с книгой в руках.

Максим повернулся спиной и сказал:

— Я не вижу, какая у вас книга. Вы сейчас откроете её на любой странице, дадите мне и отсчитаете две секунды. После чего заберёте книгу и будете сравнивать.

Врачи и присутствующие медсёстры с большим интересом следили за происходящим.

— Готово, — в руки Максима легла книга.

Секунда на левую страницу. Вторая секунда — на правую.

— Держите, — он протянул книгу врачу. — Я буду зачитывать наизусть, а вы сравнивайте.

Он прикрыл глаза и начал: «Седые дрозды сидели в поломанных клетках, одурев от кухонного чада. Синий жар дымился из-за дощатой перегородки, заклеенной розовыми обоями. Хозяин столовой Тигран, похожий на седого ежа, сердито нашвыривал на тарелки жирный гуляш. Квас в бутылках из-под кислоты пенился от солнца. Ртуть в термометрах вытягивалась готовыми разорваться столбиками и закрывала пятидесятое деление. Было девять часов утра…» [2]

Максим прочитал наизусть обе страницы, не ошибившись ни в одной запятой.

— Невероятно, — пробормотал врач-скептик. — Если бы я не видел своими глазами… Вы читали раньше «Кара-Бугаз»?

— Нет, — честно ответил Максим. — Но дело не в том, читал или не читал. Я же говорю — любая книга. Здесь нет ничего странного, товарищ военврач. У меня от природы абсолютная зрительная память. Я как бы делаю внутреннюю фотографию, а потом по ней читаю. Вдобавок к этому ещё несколько не совсем обычных способностей. В частности, умение воздействовать на биополе человека. Гурвич прав, биополе существует. Что до экспериментальных доказательств, то вы только что сами его наблюдали.

— Это что же, вы любого человека таким образом можете усыпить? — с интересом спросил врач, вспомнивший о работах Гурвича.

— Нет, — покачал головой Максим. — Кого-то получается, кого-то нет. Я не слишком умелый шарлатан, — он подмигнул врачу-скептику. Тот было насупился, но затем рассмеялся и сказал:

— Да какая разница, в конце концов? Признаю, что был неправ. Если можете помочь, помогайте, пожалуйста. Молиться на вас будем. Хоть бога и нет.

И Максим помогал.

Слухи о младшем лейтенанте по фамилии Свят, который умеет снимать боль, а иногда даже усыплять перед операцией и заживлять раны, мгновенно облетела раненых.

— Знаете, как они вас зовут? — спросил Максима начальник медслужбы дивизии военврач первого ранга Кравченко Константин Павлович. — Святой. Только и разговоров, когда Святой придёт, кому поможет, кому уже помог, а кого и вовсе от смерти спас.

— Делаю, что могу, Константин Павлович, — сказал Максим. Он чувствовал, что очень устал и даже его, казалось бы, безграничные силы, на исходе. Об этом же ему говорил и КИР, заметивший его состояние:

— Предупреждаю, дело может кончиться плохо. Загонишь себя. Насмерть не на смерть, но поправить здоровье потом будет очень трудно. Если вообще возможно. Я уже не раз тебя предупреждал. Побереги себя.

— Кто сейчас бережёт свое здоровье? — возражал Максим. — Война идёт. Великая Отечественная. Они, мои предки, значит, не берегут ни здоровье, ни саму жизнь, а я буду беречь? Кто я буду после этого?

— Дурацкий вопрос, уж извини, — отвечал КИР. — Если ты надорвёшься, то потом не сможешь помочь никому. А если надорвёшься до смерти… Слушай, я даже говорить об этом не хочу, мы это уже обсуждали. Не будь эгоистом, мы с тобой связаны неразрывно, я же тоже сдохну, если ты погибнешь! Подумай хотя бы обо мне, если о себе думать не хочешь…

Так они и разговаривали, повторяя уже сказанное по кругу. Максим понимал, что КИР прав, но сделать с собой ничего не мог. Он отдавал окружающим его людям всего себя, и мог поступать только так и никак иначе. Ничего, говорил он себе и КИРу. Вот вырвемся к своим, тогда и отдохнём, восстановим силы. А пока так.

Однако с ранеными нужно было что-то делать.

Как воздух нужны были лекарства, морфий, желательно эфир или хророформ, перевязочные материалы и много чего ещё.

Но где их взять?

Как раз об этом Максим и поговорил. Сначала с Латышевым, потом с начмедом, а затем с комдивом.

Все трое соглашались, что план Максима невероятно дерзкий, но в случае успеха может спасти множество жизней.

— Мы здесь, — показывал Максим на карте. — Вот здесь, севернее, примерно в двенадцати километрах, село Петровка-Роменская. Железная дорога. Немцы уже там. Село — районный центр Харьковской области. Значит, там должны быть какая-никакая больница. И эта больница уже превращена немцами в госпиталь. Наверняка, они всегда так делают. Мы ночью, вот по этой дороге, въезжаем на «опеле» в село. Переодетыми в немецкую форму, разумеется. Окружаем больницу и за десять минут выносим оттуда всё, что есть. Лекарства, морфий, бинты — всё. Раненых не трогаем, мы не звери.

— Хотя стоило бы, — пробормотал Латышев. — Они наших не жалеют.

— Если мы расстреляем раненых, то сразу станет ясно, кто мы такие, — сказал Максим. — А так есть шанс, что прокатим за своих. Хотя бы какое-то время. Пока разберутся, что к чему, мы уже будем далеко. Нет, раненых нельзя трогать.

— Уговорил, — сказал Латышев. — Только, думается мне, твоих диверсантов будет для этого дела маловато. Добавлю тебе ещё отделение своих. Нормально?

— Согласен.

Максим оказался прав во всём. В Петровке-Роменской действительно была больница, и в ней действительно размещался госпиталь. Из охраны — пост на въезде в село, на котором Максим уже привычно представился лейтенантом Манфредом Канном из семьдесят шестой пехотной дивизии.

— Семьдесят шестая, вроде бы, южнее? — наморщил лоб немецкий унтер.

— Всё правильно, — сказал Максим. — Есть сведения, что разрозненные части русских сделают попытку прорваться в этом районе буквально завтра. А у нас что-то со связью — вот, пришлось самому ехать в ночь. Куришь? — неожиданно спросил он.

— Курю, господин лейтенант.

— Кури, — Максим угостил унтера сигаретой, тот поблагодарил. — Кто в селе стоит?

— Только госпиталь и отделение охраны.

И всё? — удивился Максим. — Чёрт возьми, я был уверен, что здесь, минимум,