По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

укрылся за хвостом самолёта, дождался, пока немец с винтовкой на плече пройдёт мимо него; вышел, в два бесшумных шага догнал и отработанным движением перерезал врагу горло.

Тихий хрип, судороги по телу, и часовой затих.

Готов? Готов.

В сторону его, вот сюда, за хвост.

Максим, сидя на корточках, поманил Найдёнова. Сержант, пригибаясь, подбежал, присел рядом.

— В этот можешь закладывать, — тихим шёпотом сказал ему Максим. — Куда — сам догадаешься, или подсказать?

Найдёнов окинул быстрым взглядом самолёт.

— В люки для шасси?

— Правильно. Чтобы и шасси разнесло, и двигатели. По две шашки на самолёт. А я с другого конца зайду. Встречаемся посредине.

Двадцать один самолёт. В среднем по две минуты на каждый. По десять самолётов на брата и один общий. Итого: двадцать пять минут.

— Жди здесь, — шепнул Максим Найдёнову, когда с минированием было закончено. — Я — на вышку.

К вышке Максим подошёл широким шагом уверенного в себе человека. Краем глаза заметил уже занявшего позицию Герсамия и быстро полез вверх.

Как там Николаев и Прокопчик, хотелось бы знать? Судя по тишине, всё должно быть нормально. Николаев молодец, умеет тихо двигаться и работать ножом. А Прокопчик — хороший минёр. Справятся.

— Стой, кто идёт? — послышалось сверху.

— Лейтенант Манфред Канн, — ответил Максим, преодолевая последнюю ступеньку и поднимаясь во весь рост. — На, гляди. —

он зажёг заранее приготовленный фонарик и посветил себе снизу в лицо. Так, чтобы не ослепить, но другому была бы видна фуражка и форма. — Почему курите на посту, солдат?

— Я…

Договорить он не успел.

Луч фонаря ударил ему в лицо.

Одновременно с этим Максим шагнул вперёд и ударил часового ножом в сердце.

— Mutti [5], — тонким голосом произнёс часовой. Его глаза широко раскрылись, и он умер.

Максим подхватил тело, уложил на пол вышки.

Быстро спустился вниз, добежал до первого бомбардировщика, вытащил ракетницу и выстрелил в небо.

Красная ракета взвилась над аэродромом.

Максим поджёг оба бикфордова шнура и побежал к следующему самолёту.

Он всё посчитал ещё там, в роще, когда наблюдал за аэродромом. Двадцать один «юнкерс». Три стоянки одна за другой. По семь бомбардировщиков Ju 88А-4 на каждой.

Размах крыла у этой модификации — двадцать метров. Расстояние между концами крыльев между стоящими самолётами — около трёх метров.

Значит, одна стоянка с семью самолётами — сто шестьдесят метров. Две — триста двадцать пять с учётом расстояния между стоянками. Три — четыреста девяносто метров. Округляем до полукилометра.

Они с сержантом Найдёновым движутся с двух сторон, поджигая под два бикфордова шнура у каждого самолёта.

Примерно восемь секунд на самолёт.

Плюс четыре примерно секунды, чтобы добежать до следующего самолёта.

Найдёнову четыре, ему хватит и две.

Итого: десять-двенадцать секунд на самолёт.

На семь самолётов — минута с небольшим.

Бикфордов шнур горит двадцать секунд. Когда взорвётся первый самолёт, он будет уже у третьего…

Четыре минуты двадцать секунд– столько ушло у Максима с Найдёновым, чтобы взорвать все самолёты. Зря они беспокоились, времени хватило на все.

Времени, паники и огня.

Николаев с Прокопчик не подвели, и склады взлетели на воздух в положенное время — сразу, как только начали взрываться первые бомбардировщики.

Особенно впечатляюще поначалу взорвался склад ГСМ, когда разлилось горящее топливо и масло, освещая всё вокруг каким-то инфернальным светом.

Потом к нему добавился склад боеприпасов и вооружения, и тут уже огненная потеха пошла на все деньги — знай, уноси ноги.

Они и унесли. Все, включая Герсамия, который, впрочем, успел положить из пулемёта немало немцев, которые при первых взрывах начали выскакивать из палаток и бараков.

Надо ли говорить, что преследовать диверсантов было просто некому?

Полуодетые фигуры немецких солдат и офицеров метались по всему аэродрому.

Кто-то стрелял наобум. В тёмную ночь, как в копеечку.

Кто-то пытался командовать, но это было бесполезно. Когда у тебя один за другим взрываются самолёты, часовые убиты все до одного, оба склада — ГСМ и боеприпасов превратились в долбанные, сеющие смерть и панику вулканы, а треть личного состава скошена пулемётным огнём, то никакими командами дело не исправить. Хоть обкомандуйся.

Чурсин уже ждал их. Мотор «опеля» урчал на холостых оборотах.

Первым к условленному месту подбежали Максим и Найдёнов. Следом, с пулемётом в руках, появился Герсамия и тут же, сразу за ним, Николаев и Прокопчик.

— Все целы? — отрывисто осведомился Максим.

— Кажись, да, — ответил Прокопчик, тяжело дыша. — Я руку поцарапал.

Красноармейцы нервно рассмеялись.

— По коням, — скомандовал Максим. — Уходим.

Солдаты, помогая друг другу, залезли в кузов.

Максим прыгнул на переднее сиденье:

— Гони, Захар. Покажи, на что способен ты и машина.

— Есть показать, на что мы способны, — весело ухмыльнулся шофёр, врубил передачу и рванул с места.

[1] Спасибо (нем.)

[2] Взлётно-посадочная полоса.

[3] Горюче-смазочные материалы.

[4] Контрольно-диспетчерский пункт.

[5] Мамочка (нем.)

Глава пятнадцатая

Приказ Ставки оставить Киев поступил поздним вечером семнадцатого сентября. В тот же день, но чуть раньше, штаб фронта отдал приказ, определяющий порядок выхода из окружения. Согласно этому приказу, пятая армия должна прорываться на Лохвицы.

Выходящая из Киева тридцать седьмая армия — вслед за пятой.

Двадцать шестая армия — на Лубны.

Двадцать первая армия, куда входила и сорок вторая стрелковая дивизия в составе шестьдесят седьмого стрелкового корпуса, — на Ромны.

Обо всём этом Максим знал из информации, которую ему предоставил КИР.

Уже в который раз он благодарил мысленно судьбу и Бога за то, что с ним был КИР. Корабельный Искусственный Разум обладал воистину неисчерпаемой памятью, которая хранила великое множество самых разнообразных сведений.

Казалось бы, не относящихся напрямую к тем задачам, которые КИР был призван решать.

Зачем?

Максим интересовался этим вопросом, ещё когда готовился к полёту. Ответ был очевиден. Работа любого ИИ основывается на той информации, к которой у него имеется доступ. На Земле конца двадцать первого века с её развитой Сетью проблем с доступом к любым массивам информации фактически не было.

Совсем другое дело в глубоком космосе. Тот же радиосигнал идёт с Земли до орбиты Юпитера от тридцати пяти до пятидесяти двух минут. После прыжка на двадцать астрономических единиц, что составляет без малого три миллиарда километров, это время увеличивается ещё почти на три часа.

Плюс масса других сложностей, которые делают обмен информацией между кораблём, находящимся на задворках Солнечной, и Землёй крайне затруднительным.