Побочный эффект - Вадим Юрьевич Панов

Занавес.

— Ты был убит при штурме. И теперь только от тебя зависит, что будет дальше.

— Если у тебя есть что-то на продажу — самое время выложить это на прилавок, — добавил Уваров.

Вот теперь они убрали лампу, включили обычное освещение и говорили с задержанным спокойно, почти мягко.

— А если он всё-таки скрылся? — тихо спросил Касим.

— Лидер местных «дарвинистов»?

— Да.

— Если он скрылся, ты получишь контрабанду и пять лет обычной тюрьмы. Никакой частной тюрьмы и обвинений в терроризме.

— А если вы его возьмёте?

— Чего ты хочешь? — после короткой паузы спросил Соломон.

— Если возьмёте его, то снятие всех обвинений и новые документы. Если не возьмёте, то пять лет и тоже новые документы, иначе они меня найдут и убьют. — Касим вздохнул. — Я знаю, что Биобезопасность это может.

— Мы всё можем, — подтвердил Уваров и перевёл взгляд на напарника.

— Подходит, — кивнул Терри. — Сделка заключена.

* * *

Без одежды она оказалась совсем хрупкой.

Обворожительно тонкой.

Нежной.

И, к удивлению Паскаля — немного робкой. Он не ожидал от Джады сверхъестественного мастерства, давно понял, что она молода по-настоящему, а не благодаря генофлексу, но неожиданная неловкость девушки его поразила. И заставила сердце биться сильнее. И самому стать очень мягким, сдерживать нетерпение и раньше времени не выпускать наружу яростную страсть, что кипела внутри. И всем собой ощущать возвращение того чувства, которое, как думал Паскаль, ему уже не доведётся пережить. Чувства, сродни самому первому. Нахлынувшему внезапно и мгновенно ставшему бесценным. Упоительному чувству, потому что оно не осталось без ответа. Полное слияние эмоций, взглядов и тел. И возникло ощущение, что он жил ради того, чтобы оказаться здесь и сейчас. Что он живёт, потому что оказался здесь и сейчас. С ней.

Чувство любви к женщине.

К женщине, которую Паскаль едва знал. К женщине, с которой хотел быть.

— Я вышел из душа, а тебя нет.

— Решил, что я ушла?

Он обнаружил Джаду на балконе в одном из кресел, забравшуюся в него с ногами и закутавшуюся в одеяло. Она не мёрзла, просто ей так понравилось. А ему понравилось, что она вышла именно так: вызывающая нежное желание.

— Нет, не решил, ведь вся твоя одежда разбросана по полу.

— Ты внимательный.

— А ты — необычная.

— Ты говорил.

— Но ты такая. Почему бы не сказать ещё раз? — Паскаль устроился в соседнем кресле. Влажный после душа, одетый лишь в полотенце на бёдрах, он наслаждался свежестью летней ночи.

— Ты не представляешь какая я, — обронила девушка.

— Расскажешь?

— Знаешь, зачем я пришла к тебе?

— Днём?

— Да.

— Ты хотела, чтобы я тебя нашёл.

Ответ вызвал короткую заминку — она пробовала его слова, пытаясь ощутить, можно ли им верить.

И лишь потом — разумом, осознавая, что услышала.

— Прозвучало… прости… глупо.

— Нет, — не согласился Паскаль. — Прозвучало удивительно хорошо. Потому что так и есть.

Он ответил очень мягко, но при этом — очень твёрдо. Ничуть не сомневаясь в своих словах, и тем заставил девушку задуматься. Снова.

— А зачем я пришла потом? — наконец спросила она.

— Ты поняла, что мы нашли друг друга.

И вновь — абсолютная уверенность в ответе.

И вновь пауза.

— Но ты испугался, когда не увидел меня сейчас.

— Я сказал не так.

— Но ты бы испугался?

— Я бы потерял мир, который обрёл. Мир — это ты.

Её рука выскользнула из одеяла, и Паскаль её сжал. Нежно.

— Когда ты пошёл в душ, я вдруг подумала, каким будет твой взгляд, когда ты вернёшься и увидишь меня. Так ведь бывает, когда взгляд говорит: «О, ты ещё здесь?» И это плохо. Я так испугалась того, что ты посмотришь именно так, что едва не ушла. А потом подумала, что если я оденусь и уйду, то больше никогда тебя не увижу, это будет для меня очень страшно. Не больно. Не трудно. А очень страшно — никогда не видеть тебя. Страшнее, чем неправильный взгляд. И я подумала, что это очень глупо — так думать и так поступать. А потом ты пришёл. — Она помолчала и неожиданно закончила: — Я не знаю, что мне теперь делать.

Паскаль мгновенно понял, о чём говорит девушка, и тихо спросил:

— Боишься отца?

Вопрос её удивил и обрадовал.

— Почему ты всегда всё знаешь?

— Я знаю, какая ты.

Джада покачала головой, но спорить не стала.

— Не боюсь, но знаю, что он будет против. — Помолчала, грустно улыбнулась и призналась: — Боюсь.

— Почему он будет против? — Потому что я необычная.

— Рано или поздно отцы обязаны отпускать дочерей. Твоё время пришло.

— Ты уверен?

— Главное, чтобы была уверена ты.

Они по-прежнему держались за руки.

— Отец не согласится.

— Тогда ему придётся иметь дело со мной.

— Ты ничего о нём не знаешь, — грустно улыбнулась Джада.

— Я знаю, что мне нужна ты. Всё остальное не имеет значения.

И тогда она сказала слова, от которых его переворачивало. Слова, которые его взрывали — раз за разом. Тогда она сказала:

— Я тебя люблю.

* * *

— Ты никогда не думал, что вампиры и в самом деле существуют? — неожиданно спросила Бесс. — Что они действительно ходят по земле, а благодаря генофлексу им стало легче скрываться?

— Я это знаю, — с уверенной усмешкой ответил Оберон.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Разве ты не одна из них? — притворно удивился лидер ковена 811. — Разве я не вампир?

— Мы — люди, Оберон, — с лёгкой улыбкой напомнила Бесс. — Мы — люди, плотно сидящие на генофлексе. А классические вампиры — бывшие люди, только проклятые. Они стали такими не с помощью науки или уникального препарата.

Напомнила и пригубила красного из хрустального бокала.

Она сама не знала, зачем опять пришла в логово. Наверное, потому, что, проводив Ивана, не находила себе места: домашние дела не делались, всё валилось из рук, попробовала почитать — буквы разбегались, напрочь отказываясь складываться в слова, включила развлекательное шоу — пошлые шутки опротивели через пару минут.