Товарищ мэр - Руслан Муха

Гена обернулся, бросил на меня короткий неодобрительный взгляд. Я и сам был едва ли рад таким новостям.

— Понял, — сухо бросил Гена в трубку. — Мы уже подъезжаем.

Он положил трубку и снова посмотрел на меня.

— Ну, Женёк, и че делать с ней будем?

Я тяжело вздохнул, глядя на маленькую, ярко-красную машину у шлагбаума.

Я и сам не слишком-то знал, что с ней делать. Даму я эту не помнил, и тут как назло даже память Марочкина пасовала. Да и учитывая обстоятельства и репутационные потери, лишний раз с ней встречаться мне не желательно.

— Ну, для начала узнаем, что ей нужно, а после уже решим, — неопределенно ответил я, а подумав, добавил: — В любом случае от нее нужно как-то отделаться, дабы не подогревать скандал с разводом.

— Хочешь, можем сказать, что ты уехал куда-нибудь, — предложил Генка, — или, мол, еще в больничке лежишь.

— Нет, лучше с этим разобраться сейчас, — твердо ответил я. — Судя по всему, дама чем-то обижена, и настойчивости ей не занимать. Еще не хватало, чтобы она в разгар рабочего дня явилась скандалить в администрацию. Может ее на море отправить, сезон же вроде или в какой-нибудь санаторий на месяц-два?

— Санаторий? — гоготнул Вовка. — Анжелка да в санаторий — это ты конечно вымочил. А вот море можно. Мальдивы, Дубай, Бали?

— Это уже не море, а океан. А с нашими морями что приключилось? Высохли? Почему не Сочи или там Крым?

Генка снова гоготнул:

— Да Сочи и Крым по ценникам, знаешь ли, от океана порой не слишком-то отличаются. Тем более, сейчас сезон.

Я взглянул на часы. К семи должна приехать Кристина, весь вечер мы планировали готовиться к завтрашнему еженедельному совещанию. А значит, у меня есть двадцать минут, чтобы выпроводить незваную гостью. Мне почему-то не хотелось, чтобы Кристина решила, что я всё ещё поддерживаю любовную связь с Анжеликой.

Хотя какие там «почему-то»? Кристина мне нравилась, и далеко не только как ответственная помощница и профессиональный сотрудник, чего уж тут скрывать?

Вовка остановил наш «Москвич» вплотную к ярко-красной машине Одинцовой. Гена опустил стекло, широко улыбнулся, и коротким жестом показал, чтобы та сделала то же самое.

Стекло в соседней машине поползло вниз. Сначала я даже не понял, что увидел. На миг мне показалось, что в машине сидит Юля, только перекрасившаяся в блондинку: такие же большие губы, тонкий нос, густые Буренкины ресницы. Да они были практически близнецами. Но приглядевшись, все же заметил разницу: глаза были другие, лицо другой формы, а во взгляде читалась не свойственная Юле наивность и неуверенность.

— Ой, здравствуйте, Геннадий Петрович! — с наигранной детской непосредственностью обрадовалась она. — А вы случайно не знаете, почему Евгений Михайлович на звонки мои не отвечает? И сообщения не читает? Я как узнала про аварию, чуть не умерла! Вся извелась, а от него ни словечка, ни звоночка.

Гена лишь тяжело вздохнул, явно пытаясь сохранять спокойствие.

Я опустил окно со своей стороны.

— Добрый вечер, Анжелика, — вежливо, но отстранённо поздоровался я.

В глазах Анжелики тут же вспыхнула радость:

— Ой, Женечка, котик, вот ты где! Я так за тебя боялась! — Её голос был сладким до приторности, но при этом в нём слышались нотки обиды. — Почему котик не позвонил своей кисюше? Кисюша ведь очень скучала, плакала! Котик что? Заблокировал меня везде?

Я невольно поморщился. Ну и пошлятина. Даже неловко как-то стало, хотя вроде и слова предназначались Марочкину, а не мне. Может поэтому Марочкин и заблокировал ее?

— Анжелика, — твёрдым, холодным тоном обратился я к ней, — учитывая сложившиеся обстоятельства и скандал с разводом, вынужден быть с вами откровенным. В данный момент нам категорически не желательно встречаться.

Она замерла, растерянно округлила глаза:

— Котик, ты чего? Какие такие «вами»? Ты что своей кисюше…

Я не дал ей договорить, снова невольно поморщившись.

— Сейчас будет правильным, если вы на время уедете из города, — сказал я.

Она еще больше округлила глаза и явно хотела было возмутиться, но я, предвидя, что она скажет, ответил первым.

— Думаю, будет правильным, если вы уедете куда-нибудь на время отдохнуть, — деликатно предложил я. — До тех пор, пока скандал не уляжется.

Наивность в её глазах как ветром сдуло. Взгляд мгновенно прояснился, загоревшись знакомым хищным блеском.

— Отдохнуть? — переспросила она, и в голосе появились капризные, но при этом деловые нотки. — Ну, если только куда-нибудь на Мальдивы. Ни разу не была на Мальдивах…

Она обнажила неестественно белые зубы в сладкой, но абсолютно бездушной улыбке, похожей на оскал.

Я мысленно вздохнул. Ну что за порода баб такая вывелась в этом современном мире? Ничего святого, никаких тебе приличий или даже намёка на настоящие чувства — одни денежные единицы на уме. Хоть бы для приличия немного поупиралась, сделала вид, что её обидели… Ан нет, сразу переходит к торгу.

— Мальдивы, так Мальдивы, — кивнул я.

Она тут же просияла, словно ребёнку пообещали новую игрушку. Немного помешкав, спросила:

— Завтра вечером вылет, — влез в разговор Генка. — Пришлю тебе билеты утром курьером.

— Он инклюзив? — сместив с меня взгляд на Гену, деловито вскинул она брови.

— Инклюзив, инклюзив, — ответил он ей. — Давай уже, беги чемодан собирать. А то не успеешь.

— Ой, спасибо, Женечка. Ты такой щедрый. Звони, как соскучишься. Пока-пока, — и сказав это, она подняла окно, завела машину и мигом уехала.

Мы же, наконец, въехали на территорию поселка.

А уже на подъезде к дому за нами пристроился черный внедорожник. И это были не ребята Генки из охраны. Эту машину я сразу узнал по номерам.

— Надо же, — кивнул я Гене, глядя в зеркало заднего вида. — Как оперативно, однако.

— Ага, — усмехнулся он. — Явился, не запылился.

Глава 16

Мы въехали за ворота. Вовка несколько раз мигнул задними фарами, приглашая внедорожник Кобылянского последовать за нами. Охранник у шлагбаума, понимающе кивнув, пропустил чёрный автомобиль, который плотно пристроился за нашим «Москвичом».

Вова подогнал машину к парадному входу. Генка, на всякий случай положив руку на пистолет, поспешил выйти первым. Я же дождался, когда разъярённый Кобылянский, пыхтя и тряся щеками, вылезет из внедорожника, и тоже вышел из машины.

— Ну сучёныш! — заорал Кобылянский, надвигаясь на меня. — Ты совсем охренел? Сына моего решил похитить? Да я тебя урою! Своими руками задушу!

Ишь как взъерепенился. Отлично, значит, я правильно всё просчитал и задел самое больное место. Странно, но почему-то так часто бывает: самого непутёвого ребёнка любят больше и опекают. Видимо, потому что жальче.

— Во-первых, прекрати орать на всю округу, — твёрдо оборвал