Товарищ мэр - Руслан Муха

Помолчал, глядя на замов. Маловичко нервно заёрзала на стуле, покосилась на Гринько. Тот сохранял маску равнодушия, но его правая рука непроизвольно сжала подлокотник кресла.

— Продолжаем. Несущие стены: сквозные трещины в кирпичной кладке, отклонение от вертикали на сто двадцать миллиметров. — Я вскинул брови. — Перекрытия: прогибы железобетонных плит до одной сотой пролёта, коррозия арматуры, отслоение защитного слоя бетона. Такое, конечно, никуда не годится. Кровля: частичное обрушение стропильной системы, протечки на семьдесят процентов площади. — Я снова взглянул на них и воскликнул: — Это что ж получается? Выходит, там вообще крыши нет! Бедные, конечно, дети. И последнее, просто гвоздь программы: инженерные системы. И здесь — просто полный комплект. Аварийное состояние электропроводки! Утечка в системе отопления! Отсутствие вентиляции! Непонятно, зачем родители так возмущаются? Кто в своём уме отведёт в такое здание родную кровиночку? Ну не сумасшедшие ли?

Я снова обвёл замов испепеляющим взглядом и холодно добавил:

— Это официальная экспертиза, которая признала здание аварийным.

— Всё верно, здание действительно аварийное, — даже глазом не моргнув, уверенно заявила Ермаченко.

Я усмехнулся, перевернул заключение так, чтобы видели все.

— А теперь смотрим, чьи подписи здесь стоят. Инициатор проверки: Ермаченко. Заключение профильного заместителя: Маловичко. И что тут у нас ещё? — я вытащил ещё один документ. — Постановление о выставлении на торги — Гринько.

— Всё правильно, Евгений Михайлович, — затараторила Маловичко. — Процедура выполнена без нарушений, все как полагается, все подписи на месте. В том числе и Тарасова.

Я кивнул и достал второе заключение. Наше. Молча положил его на стол поверх постановления о торгах.

Вся троица склонилась над листком. Первым поменялся в лице Гринько, бросив на меня короткий, но обеспокоенный взгляд. Я не дал им дочитать, забрав документ.

— А это уже моя личная независимая экспертиза, — отчеканил я. — И она установила, что эксплуатация детского сада возможна без ограничений. Дефекты носят исключительно косметический характер и не влияют на несущую способность. Никаких ужасов с провалившейся крышей или неисправной проводкой не имеется.

Я замолчал. Замы застыли.

Я же наблюдал, как маски равнодушия и снисходительности разом сползли с их лиц, обнажив напряжённую настороженность. Воздух в кабинете застыл, густой и недвижимый.

Первой не выдержала Маловичко, истерично хохотнув:

— Это какая-то шутка?

— Вам смешно? — я вперил в неё суровый, бескомпромиссный взгляд.

Маловичко нервно провела рукой по горлу, её взгляд метнулся к Гринько, ища поддержки.

— Евгений Михайлович, — деликатно обратился Гринько и, слегка понизив голос, добавил: — Вы сейчас серьёзно? Вы действительно не знаете… — он почти перешёл на шёпот, растянул рот в мерзкой улыбке, — как у нас здесь всё устроено?

Я холодно улыбнулся. Ну и жук, намекать он мне тут вздумал.

— В том-то и дело, Эдуард Максимович, что очень даже знаю и понимаю.

— И? Что вы хотите? — Маловичко подалась вперёд, в глазах мелькнула надежда и где-то даже облегчение.

Ну, разумеется, её блондинистую голову посетила та же мысль, что и Кобылянского: будто я возмущён тем, что со мной никто не поделился.

— Хочу, чтобы наша администрация работала честно и не нарушала закон, — я широко улыбнулся, откинулся на спинку кресла, с удовольствием наблюдая, как все трое меняются в лицах. Как рушится их привычный порядок.

Гринько вдруг изобразил оскорбление и возмутился:

— Ну знаете, Евгений Михайлович, если вы хотите нас в чём-то обвинить!.. — он вскочил с места с крайне оскорблённым видом.

Ну и артист, конечно. А Гринько тем временем продолжал возмущаться:

— Если вы не в курсе, мы люди подневольные и подчинялись вашему предшественнику. Игнат Макарович имел договорённости по этому зданию, и это его инициатива…

— Сядь и угомонись, — резко велел я.

Гринько едва не поперхнулся словами, даже рот приоткрыл растерянно.

— Знаю, что схема принадлежит Хабарову, — спокойно продолжил я, а Гринько медленно опустился на место. — Но не надо мне заливать, что вы никаким образом к этому не причастны и что вас, бедных-несчастных, заставил Хабаров. Уверен, свою выгоду вы со всего этого тоже поимели.

Ермаченко, до этого хранившая ледяное молчание, вдруг заговорила. Её голос был тихим, но каждое слово она чеканила:

— И что вы собираетесь делать с этой экспертизой, Евгений Михайлович? Говорите прямо. Вы собираетесь направить её в прокуратуру? — в её глазах читался открытый вызов.

В глазах Маловичко тут же вспыхнул страх. Гринько поджал губы и бросил недовольный взгляд в сторону Ермаченко. А мне в какой-то миг показалось, что она мне даже где-то подыгрывает.

— По-хорошему, стоило бы, — медленно протянул я.

— Сделаете это, и встанет весь аппарат, — Гринько вдруг взял себя в руки и теперь говорил уверенно и спокойно. — Начнутся проверки, многие начнут увольняться из страха, что их могут привлечь. Некоторые и вовсе быстро испарятся из страны.

Я холодно улыбнулся.

— Что ж, — резко перешёл я к деловому тону, — раз мы с вами здесь говорим откровенно, то и я скажу как есть. Детский сад мы не продаём. И он продолжит работать в прежнем режиме. Но!.. — я многозначительно вскинул указательный палец. — Зданию требуется косметический ремонт, как я уже упомянул.

Маловичко и Гринько переглянулись, а слово взяла Ермаченко:

— Бюджет уже распределён. У нас нет на это денег.

— Нет в бюджете, значит, сделайте за свой счёт. Уверен, откат вы получили за это дельце хороший.

У всех троих на лицах вспыхнуло такое возмущение, будто я им предложил пройтись маршем голышом по площади.

— Евгений Михайлович, я, конечно, всё понимаю, — возмущённо, по нарастающей, как сирена оповещения воздушной тревоги, начала вопить Маловичко, — но! Вы вообще знаете, какие это деньги⁈ Это не меньше пяти миллионов! Где мы, по-вашему, их должны взять⁈

— Отставить вопли, — строго велел я и поморщился. От её крика аж в ушах зазвенело.

— Евгений Михайлович, — осторожно начал Гринько, — если вы думаете, что мы от Павла Кобылянского много получили, то это совсем не так. К тому же, учитывая, что сделка не состоится… Уверен, он потребует свои деньги обратно. А ещё… — он сделал театральную паузу, — у нас могут начаться серьёзные проблемы. Особенно у вас. — Последнюю фразу он произнёс с особым удовольствием.

Да и Маловичко тут же успокоилась и стала веселее от этой идеи.

— Мне не интересно, сколько вы и за что получили до того, как меня назначили, — категорично сказал я. — Но это ваша ошибка, и вам за неё расплачиваться. Собирайте консилиум, привлекайте того же Тарасова или кто ещё участвовал в этой афере, выясняйте, кто сколько наворовал, и скидывайтесь. Но через месяц сад должен быть с ремонтом и работать в прежнем режиме. А с Кобылянским я уж как-нибудь сам разберусь.

И