Жуков. Зимняя война - Петр Алмазный

буду сотрудничать, то меня сольют финнам как расконспирированного агента. А если буду — то потом помогут… И заставляли следить за товарищем комкором Жуковым. Докладывать о всех его приказах и встречах…

Он выдохнул, сгорбился на табуретке, будто хотел казаться меньше.

— Дальше! — подбодрил его младший политрук.

— Я ничего для них не сделал… Не успел. Только боялся. А вчера… лейтенант Егоров сказал, что если я не дам конкретной информации, то меня ликвидируют… Сдадут финнам… Он велел мне добыть карту, привезенную комкором, но сам товарищ Жуков арестовал меня…

В землянке повисла тишина. Особист смотрел на агента с любопытством. Карточный долг, кража, шантаж, двойная вербовка… Ему еще не приходилось иметь дело с завербованным вражеской разведкой советским военнослужащим.

— Гражданин Воронов, мы проверим ваши показания. Рекомендую вспомнить все, в подробностях… Часовой!

В землянку спустился красноармеец.

— Увести!

Воронова вывели. Младший политрук повернулся к занавеске, разделяющей помещение на две половины. Оттуда вышел человек, одетый в штатское, что само по себе было необычно для прифронтовой полосы.

— Мне кажется, товарищ Грибник, что все с этим типом ясно, — проговорил особист. — Воровство, шантаж, вербовка… А вот этого «лейтенанта Егорова» надо взять по горячим следам, через него — выйти на всю агентурную сеть…

— Не спешите, Горбатов, — отрезал названный Грибником. — Егорова мы уже спугнули… Не зря же он на повторную встречу с этим Вороновым отправил санитарку, а за «картой» так и не явился, хотя комкор поступил правильно, оставив этого техника-интенданта в сарае… Кстати, оформите-ка Воронова, как задержанного за мелкую халатность. Никаких протоколов о шпионаже пока. Поместите под надежную охрану, в относительное нормальные условия. Я с ним еще побеседую. А по линии Егорова — действуйте тихо. Мне нужны не рядовые исполнители, а те, кто им руководит. Кто санкционировал слежку за комкором в действующей армии. Выявите и доложите лично мне.

— Есть, товарищ Грибник! — поднимаясь, отчеканил Горбатов.

— Вы свободны. Свои записи оставьте здесь.

Младший политрук выскочил из землянки. А человек в штатском подсел к шаткому столику. Взял блокнот в руки, принялся листать его, хмыкая и качая головой. Дело обычное. Выловили пескарика, а щуку упустили. Хотя куда она денется…

Наблюдательный пункт, высота 65.5. Через час после начала артподготовки

Стоя в тесном блиндаже НП, я прильнул к стереотрубе. Картина, открывавшаяся в окулярах, была одновременно устрашающей и завораживающей. Там, где еще утром дремали заснеженные леса и холмы, теперь бушевал искусственный вулкан.

Первые залпы «сталинских кувалд» — 203-мм гаубиц Б-4 — оставили после себя не просто воронки. Это были кратеры. От ДОТа «Поппиус», мощнейшего узла обороны, осталась груда искореженного бетона и торчащей арматуры.

Вторая очередь ударов, теперь уже от 152-мм гаубиц-пушек, методично «проглатывала» эти руины, перемешивая их с грунтом. Самое удивительное было не в разрушениях, а в — тишине. Финская артиллерия почти не отвечала.

Наши контрбатарейные группы, пользуясь данными разведки, подавили большинство известных огневых позиций в первые же двадцать минут. Теперь работали «охотники» — легкие батареи, выискивающие и добивающие уцелевшие орудия.

— Товарищ комкор! — обратился ко мне начарт Дмитриев осипший от крика и дыма. — Цель 17-б, предположительный командный пункт батальона в районе отметки 38.2, уничтожена прямым попаданием Бр-5! Цели 5, 8 и 12 — ДЗОТы на переднем крае — прекратили сопротивление!

— Авиация?

— Первая волна прошла. «Чайки» обработали траншеи. Ждем «Соколов».

«Соколами» он называл новейшие штурмовики «ЦКБ-55». Их появление в небе было подобно явлению древних богов войны — тяжелых, неспешных, неотвратимых. Они не пикировали с воем, как истребители.

Они приближались с низким, мерным гудом, и с их крыльев сыпался свинцовый дождь из пушек и пулеметов, а мелкие бомбы точно ложились в цели, отмеченные дымовыми шашками с передовых НП.

Я видел, как цепь красноармейцев в белых маскхалатах поднялась из укрытий. Они шли не бегом, а быстрым, уверенным шагом, используя воронки как укрытия. Не было паники, не было криков «Ура». Была работа.

Штурмовые группы, усиленные саперами и огнеметчиками, подходили к развалинам ДОТов. Взрывы гранат и шипящие струи огня добивали тех немногих, кто еще мог сопротивляться в этих бетонных гробах.

Это не было похоже на те кадры из старой кинохроники, которые я когда-то видел в Интернете. На исцарапанной, местами засвеченной пленке цепи красноармейцев залегали под пулеметным огнем, а танки горели, натыкаясь на надолбы.

Сейчас, в альтернативной версии истории происходило методичное, точное вскрытие вражеской обороны. Дорогое удовольствие? Да! Каждый снаряд Б-4, каждый вылет «ЦКБ-55» стоил целого состояния, но это работало.

— Георгий Константинович! — обратился ко мне мне запыхавшийся делегат связи из штаба армии. — Шифровка от командующего! Прорыв на участках 19-го и 10-го корпусов развивается медленнее. Несут потери. Командующий просит уточнить, можем ли мы развернуть часть сил для поддержки соседа?

Я взял телеграмму. Прочитал. Ворошилов и Мерецков, настаивавшие на «равномерном наступлении по всему фронту», теперь пожинали плоды. Их части, не прошедшие такой же подготовки, не имевшие столь детальной разведки, увязли. И теперь они тянули за собой успешно наступающую 7-ю армию, пытаясь сорвать темп.

— Ответьте, — сказал я, не отрываясь от стереотрубы, где наши танки «Т-28» уже начинали расталкивать гранитные надолбы на второй линии. — 50-й стрелковый корпус выполняет первоначальную задачу по развитию прорыва на направлении главного удара. Любое ослабление группировки приведет к потере темпа и позволит противнику подтянуть резервы. Рекомендую командующему использовать для поддержки соседей армейские резервы и авиацию фронтового подчинения. Наша задача — не распыляться, а бить вглубь.

Это был риск. Отказ помочь тем, кто был в фаворе у самого вождя, мог, в лучшем случае, стоить мне карьеры. Однако согласие означало бы гибель всего плана. «Стальной клин» нельзя было тупить о второстепенные задачи.

Делегат связи откозырял и удалился. Я знал, что сейчас в штабе фронта начнется буря. Пусть. У меня были другие заботы. На столе у радиста лежала очередная шифровка. Не из штаба армии. И не из Ленинграда. От Берии.

«По линии „Посредника“ получены предварительные сигналы. Контакт возобновлен. Груз в Гётеборге сдвинулся. Ваши успехи — лучший аргумент. Продолжайте в том же духе. Обратите внимание на кадровые перестановки в штабе фронта после вашего отъезда. Будьте готовы к „гостям“ с проверкой. Л. Б.»

Значит, Зворыкин еще на плаву. И поставки могут возобновиться. Хорошие новости. Вот только вторая часть сообщения была тревожнее. «Кадровые перестановки» и «гости с проверкой». Маленков не дремал.

Он укреплял свои позиции в тылу, чтобы в нужный момент нанести удар. А «проверка» на передовой в разгар наступления — это идеальный способ сорвать операцию и найти «козла отпущения».

Я посмотрел на