Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

– И это всё? – генерал мне явно не доверяет.

– У вас же есть съёмки – проверьте.

– Проверяли и ещё раз проверим, не сомневайтесь, – он на мгновенье замолкает, с интересом разглядывая меня, потом ласково сообщает: – Впрочем, это не важно. Что он мог вам сказать? Никакого клада на территории усадьбы Бот не нашёл – это изначально подразумевалось, ведь точных координат «дядюшка» ему по вполне понятной причине не сообщил. Да и был бы дураком, если бы сообщил. А Андрей Родионович далеко не дурак, хоть и душегуб, судя по описаниям.

Он мельком глядит на часы, и я понимаю, что наш разговор подходит к концу.

– Короче, поступим так. Вы, лейтенант, спокойно отбывайте к себе домой, а профессор Гольдберг, думаю, сам вас найдёт. Вполне допускаю, что у него задействованы ещё какие-то каналы общения с Баташёвыми, пока неизвестные нам, но если уж Бот пытается связаться через вас, то выбор у него наверняка небогатый.

Кажется, моя миссия и в самом деле заканчивается. Но не мешало бы прояснить последний вопрос.

– Вы, уважаемый Евгений Николаевич, так пока и не поинтересовались, согласен ли я участвовать в вашем грандиозном проекте, – мне почему-то хочется поскорее выйти отсюда на свежий воздух, а козни, которые плетутся в этом кабинете, всё больше и больше отдают неприятным душком. – Учтите, моё начальство категорически запретило мне продолжать общение с Гольдбергом. Вряд ли оно изменит своё решение даже несмотря на вашу просьбу. Более того, профессор ото всех скрывается, так как понимает, что его вполне могут задержать, ведь за ним числится ещё немало грешков. Да и мне лишний раз не хочется путешествовать на тот свет, о чём я уже говорил. Лучше уж при таком раскладе мне послушно выполнять приказы руководства и не лезть на рожон.

– Монаршего гнева боитесь? – усмехается генерал. – Насколько мы знаем, на своей прежней оперативной работе в советской милиции вы вели себя более рискованно.

– Видно, постарел, – отшучиваюсь невесело. – Да и какой смысл сегодня рисковать понапрасну? Во имя чего, спрашивается?

Генерал отворачивается и сухо бормочет:

– Своего начальства, повторяю, можете не опасаться, я с ним все ваши действия согласую. А риск – благородное дело. И хорошо оплачиваемое. Вас же это интересует?

Ссориться и доводить дело до скандала мне не хочется. Лучше расстаться без конфликтов, а по возвращении домой настоятельно попросить Дрора и всех остальных боссов, которые стоят над ним, отстранить меня от этого дела. Сошлюсь на пошатнувшееся здоровье.

– Больше с Ботом встречаться не собираетесь? – напоследок интересуется генерал. – Это ваше последнее слово, лейтенант?

– А зачем это теперь? – встаю со стула и уже посматриваю на дверь. – Мне домой ехать пора.

– Да, кстати, – вдруг вспоминает Папков, – до нас дошла информация, что у вас в Израиле собираются создавать новый отдел по расследованию случаев, связанных с переселением душ и перемещениями в пространстве и времени. Автономный и с большими полномочиями. Ничего не слышали?

– Откуда такие сведения? – удивляюсь я. – Лично мне ничего не известно.

– А начальником этого отдела собираются назначить вас, лейтенант Даниэль Штеглер, – закончил генерал. – А может, присвоят и следующее офицерское звание. Но вашу кандидатуру пока не утвердили. Много вопросов, знаете ли… Так что в ваших интересах успешно завершить нашу совместную операцию. Вам так не кажется? Мои рекомендации тоже кое-чего стоят…

5

…Снова иду по одуванчиковому лугу. В какой-то момент одуванчики незаметно исчезают, и вместо них вокруг уже расстилается море ромашек, молчаливо поглядывающих на меня своими желтыми зрачками. Иду и пытаюсь вспомнить, для чего я здесь опять – и не могу. В голове лёгкий туман, а в висках уже привычная ноющая боль.

Меня немного покачивает, и ноги заплетаются в упругих, как плети, стеблях ромашек. Но я упорно иду и жду, когда меня окликнет тихий и спокойный голос очередного проводника. Может быть, той самой девушки в лёгких развевающихся одеждах, что однажды встретилась мне.

Но никого вокруг нет. Даже странно…

Где я? Глаза слезятся, боль в висках не стихает. Вокруг туман, но я знаю, что скоро он должен рассеяться. Однако он висит плотным упругим занавесом, давящим на глаза своей белизной.

Почему так долго вокруг меня никого нет? Такого ещё ни разу не было…

Самое страшное, наверное, в жизни – оказаться одному на таком незнакомом бесконечном лугу, когда неожиданно начинаешь осознавать, что вокруг тебя всегда был мир, который ты придумал для себя тёплым и уютным, а потом оказалось, что всё это было лишь иллюзией. Твоё воображение – как воздушный шар, ещё вчера проносивший тебя по жизни, – неминуемо сдувается и тает, тает, тает одуванчиком, с которого облетают пушинки. Ты больше не в силах строить свои излюбленные хрустальные замки, надёжней которых для тебя ничего не было. Твой причудливый и волшебный мир давно уже погружен в туман, и в нём он даже не рушится, а просто незаметно растворяется, не оставляя после себя ничего.

Распахиваю руки, и они тонут в этих страшных и неподвижных молочных клубах. Пытаюсь кричать и звать кого-то, а голоса нет…

Только туман вокруг и ромашки, теряющие свои пушинки, а ноги всё больше и больше вязнут, и нет сил пошевелиться…

Тишина взрывается жизнерадостной мелодией телефонного звонка. С трудом продираю глаза и осматриваюсь вокруг. Тёмный номер рязанской гостиницы, мерцающий экран так и не выключенного телевизора, лёгкий холодный ветерок из приоткрытой форточки… Оказывается, я спал, и всё это мне лишь снилось. Хорошо, что только снилось…

Мобильник звонит яростно, не умолкая. Гляжу на циферблат часов на стене – шесть утра. За гостиничным окном темнота и редкий моросящий дождь, секущий по стеклу.

Подношу аппарат к уху и слышу далёкий и такой родной в эти минуты голос Штруделя:

– Даник, привет! Я тебя не разбудил, дорогой?

– Как ты думаешь? – ворчу сквозь зубы, но без обиды. – Шесть утра! Все нормальные некоррумпированные менты ещё в постели!

Но Лёха не обращает внимания на моё ворчание и принимается рассказывать:

– Я пока в Питере, но вчера вечером звонил шефу доложить обстановку, и он мне сообщил, между прочим, что ты тоже в командировке в России. Вот веселуха-то! Может, нам с тобой и не стоило уезжать в Израиль? Хотя лучше всего получать зарплату там, а тратить её здесь!

Туго соображаю после тяжёлого сна, поэтому на подобный юмор не реагирую. В глазах всё ещё ромашки, разглядывающие меня, однако туман потихоньку рассеивается.

– И это всё, что ты хотел мне сообщить?.. Как у тебя