Теневик. Конец войны - Денис Старый

получилось остановиться только минут через тридцать. Ольга стонала, в какой-то момент начала выкрикивать фразы про любовь, я ей вторил. Я поймал себя на мысли, что если я отпущу своё самообладание, перестану думать рационально, то по уши влюблюсь в эту девчонку.

Выходил я из комнаты с высоко поднятой головой. Нас не могли не слышать. И пусть.

— Вы меня, товарищ капитан, конечно, извините, но понимать должны, что здесь и дети есть, которые всё слышат, — не успел я зайти на кухню, как меня сразу начала отчитывать крупногабаритная женщина.

— Молодость, красота, любовь! — усмехаясь, сказал я.

— Не в лесу живёте! — сказала другая женщина, выглядящая противоположностью первой, сухая, со впалыми щеками и с волосами, словно солома.

Крупная женщина обхаживала того самого мужика, которому я вчера вечером дал в нос. Рядом с большой дамой в замасленном штопаном платье вчерашний альфа-самец уже не был в столь уверенным и имел болезненный вид.

Видя, что я не одёргиваю её, женщина решила продолжить свои нравоучения.

— И жена у вас бесстыжая. Так стонать, словно режут её. Тьфу, срамота, — перешла дамочка на личности.

— Если и завидуете, то завидуйте молча. Жену мою не сметь оскорблять! Хоть звук, хоть ползвука в отношении этой прекрасной, умной, стройной и красивой женщины, воевавшей, то я… — я сделал паузу, чтобы каждый додумал ту угрозу для себя, которую нарисует фантазия. — Уверен, что здесь благоразумные товарищи.

Я закинул пару дров в плиту, поставил наполненный водой чайник и пошёл в комнату. Своим обострённым слухом я слышал, как мамочки начали шептаться, что Оле нужно было сдерживать себя, а то как… Что они, эти морально устойчивые матроны себе не позволяют никогда кричать. Но в голосе и одной и второй женщины чувствовалась тоска по той безудержной страсти, которую мы так правдоподобно с Ольгой сыграли.

— Собирайся, пойдем гулять по городу, а потом что-нибудь купим, побалуем себя, — сказал я, снимая домашнюю одежду.

От автора:

А хотите узнать, как современный политик после своей смерти угодил в тело молодого Александра Третьего и изменил Историю, предотвратив войны и революции? Тогда Вам сюда:

https://author.today/work/430242

Глава 17

Погода стояла замечательная. Светило солнце, грело, но жары не было. Лёгкий ветерок заставал волноваться женские платья. Казалось бы, стоит радоваться жизни. И подобное ощущение добра и радости у меня возникало ровно в тот момент, когда я смотрел на свою спутницу, но положительные эмоции быстро сходили на нет, как только я осматривал город и тех людей, которые, порой словно приведения, ходили по улицам.

Гомель был расчищенным от завалов, чистым, ни кирпичика не валялось, ни бумажки. Только нужно было бы добавить, что расчищен он был ещё и от домов и разного рода зданий, которые в обязательном порядке должны встречаться в центре областного города. Не сказать, что люди ходили в рубище, но большинство людей о моде, даже об опрятности явно не думали. Хотя и встречались барышни в достаточно лёгких, по погоде, платьях, несколько мужчин выглядели вполне респектабельно, как по нынешним меркам. Но большинство встреченных нами мужиков были либо в солдатских одеждах, по крайней мере частично.

Несмотря на то, что уже кое-где начинали отстраиваться дома, ощущение войны присутствовало и здесь. В своей прошлой жизни я после полутора лет участия в боевых действиях, уже в рамках программы «Время героев», посетил немало городов Российской Федерации, которые были и чуть ближе к фронту, и вдали от него. И нигде я не видел признаков, что страна воюет. Лишь только часть баннеров говорила о том, что что-то где-то происходит, ну и полицейские участки обложены. Здесь же ситуация иная. Хотя… кое-какие явления всё-таки заставляли думать, что война для Гомеля уже закончилась.

Мы прогуливались от вокзала в сторону главной достопримечательности города, парка с большим дворцом Румянцевых-Паскевичей.

— Ой, гляди, мороженое продают! — словно маленький ребёнок выкрикнула Ольга, дёргая меня за руку.

В этот момент я почувствовал себя отцом, вышедшим погулять с дочерью. И это чувство мне не понравилось. Не отцовское отношение у меня к барышне, это явно иное.

— Иди и купи себе мороженое! — сказал я.

— Я? Сама? — удивилась Оля.

Я не стал уточнять, чему именно она возмутилась. Но пошёл и купил лакомство. В конце-концов, нам нужно поддерживать легенду любящей семейной пары. А то ещё те два отвратительно работающих топтуна, что топорно за нами следят, запишут в своих отчётах неправильное. Мол, Туман, плохо отыгрывал роль любящего мужа.

Насколько же в Советском Союзе много доверия! Продавщица взяла вафельную пластинку, совочек, мазанула мороженым на вафлю, прихлопнула её другой вафлей, и вот такой вот сладкий бутерброд передала Ольге. Я же, в свою очередь, дал продавщице аж сто пять рублей. И кто его знает, сколько именно должно быть мороженого, какого размера обязана быть вафля? Но цена неизменна, а весов, чтобы взвесить, сколько именно нам дали мороженого, здесь не было. Но никто не станет возмущаться, все же в норме.

— А ты почему себе не купил мороженное? — жадно поедая лакомство, спросила Ольга.

— Потому что — это четыре буханки хлеба по карточкам или почти целая буханка артельного хлеба, — ответил я.

— Вот прям и есть расхотелось, — сказала Ольга, глядя на мороженое уже не с восхищением, а чуть ли не с ненавистью.

— Я больше мяса хочу, а сладкое не люблю, — сказал я.

Если мороженое продаётся, значит, это кому-то нужно. Значит, есть те люди, которые его покупают, иначе не было бы никакого смысла в торговле. Весьма возможно, что ближе к вечеру людей становится больше, и даже выстраивается очередь за мороженным.

— А в Ленинграде… — было хотела сказать Оля, но передумала.

Настроение немного испортилось, и мы мирно, отсчитывая шаги, шли в сторону Гомельского парка. Хотелось немного иной картинки, где не было бы полуразрушенных зданий, а деревья утопали бы в зелени. Краем зрения я заметил, как один из топтунов подошел к продавщице мороженого, показал удостоверение и стал у неё что-то выпытывать.

От вокзала до парка было не больше двух километров, которые мы прошли, даже не заметив. На входе в парк стояла бочка с пивом, — ещё одно свидетельство мирной жизни. Я не ценитель этого напитка, более того, мой организм явно протестует против любых напитков, не несущих в себе пользу. Зачем же тогда рисковать, вдруг крепкий