Концессионер - Дмитрий Шимохин

Вечером, уставшие, но счастливые, мы вернулись в свои апартаменты в гостинице. Ольга, смеясь, рассказывала мне о каком-то светском анекдоте, который услышала накануне. Я зажег камин, и в комнате стало уютно от треска дров и пляшущих на стенах теней. Казалось, этот день никогда не кончится.

Мы вошли в гостиную, и смех замер на ее губах. Комната была не пуста.

В кресле у камина, спиной к нам, сидел человек в темно-синем жандармском мундире. У окна, неподвижно, как изваяние, стояла женская фигура в строгом черном платье и густой вуали, полностью скрывавшей лицо.

Жандармский офицер медленно, очень медленно, повернулся. Это был полковник Липранди. Его холодные, бесцветные глаза окинули нас с супругой быстрым взглядом.

— Добрый вечер, господин Тарановский, — таким же бесцветным, как и глаза голосом произнес он. — Прошу прощения за вторжение в ваш медовый месяц. Но у нас к вам… и к вашей супруге… неотложный разговор.

Дама под вуалью, услышав его слова, медленно повернулась в нашу сторону. Я не видел ее лица. Но я увидел, как Ольга, стоявшая за моей спиной, вдруг сдавленно ахнула. Я обернулся. Она смотрела на незнакомку с выражением такого ужаса, будто увидела призрак.

Похоже, она ее знала. И эта встреча не сулила ничего хорошего.

Глава 17

Глава 17

Я инстинктивно шагнул вперед, заслоняя собой Ольгу, рука сама метнулась туда, где под сюртуком обычно висел револьвер, но его там, разумеется, не было.

— Полковник? — мой голос прозвучал жестко. — Что это значит?

Липранди, видя мою реакцию, неспешно поднял ладонь, призывая к спокойствию.

— Успокойтесь, господин Тарановский. Я здесь не по службе… вернее, не совсем. — Он кивнул в сторону неподвижной женской фигуры. — Позвольте представить вам графиню Полонскую. Полагаю, ваше сиятельство, вам будет проще самой объяснить причину столь… необычного визита.

Дама вздрогнула. Медленно, нерешительно, она подняла руки и откинула густую черную вуаль.

Передо мной стояла женщина лет сорока, удивительно красивая, с тонкими, породистыми чертами лица, но сейчас эта красота была тронута явным измождением. Бледная кожа, темные круги под глазами и огромные, серые глаза, полные слез и отчаяния. Она посмотрела сначала на меня, потом на Ольгу, стоящую за моей спиной, и ее губы дрогнули.

— Господин Тарановский… простите, ради Бога, это вторжение… — начала она сбивчиво, ее голос дрожал. — Я… я в отчаянии. Полковник… он сказал, что вы… возможно, выслушаете…

— Графиня, — мягко прервал ее Липранди, — потрудитесь изложить суть.

Она глубоко вздохнула, собираясь с силами.

— Мой муж, граф Полонский… — начала она тише, с трудом подбирая слова. — Он… он впутался в ужасную историю. Карточный долг. Он проиграл огромную, чудовищную сумму. Проигрался некоему Завадовскому…

Завадовский. Имя было мне знакомо. Один из тех скользких шулеров, что вращались в кругах французского посольства, готовый за деньги на любую грязную услугу. Кажется, его имя всплывало в деле ГОРЖД.

— Чтобы спасти честь мужа… спасти его от долговой тюрьмы, — продолжала графиня, и слезы покатились по ее щекам, — я была вынуждена… тайно… заложить единственную ценность, что у меня осталась. Фамильную реликвию. Сапфировое ожерелье.

Я замер. Холод пробежал по спине. Ожерелье. То самое. Ледяное сокровище, что сейчас лежало в футляре накамине.

— Я собирала деньги… по крохам… умоляла родных… Я не успела. Буквально на один день. Срок заклада истек, и ростовщик… он продал его. Он имел право, по закону…

Она сцепила руки, ее взгляд метнулся ко мне, полный мольбы.

— Я узнала, кто покупатель. Вы, господин Тарановский. Я была вне себя от горя… Я не знала, что делать. Я наняла… нескольких отставных гвардейцев… чтобы просто выследить вас. Узнать, что вы за человек… где бываете… можно ли… можно ли упросить вас вернуть его. Я… я не хотела вам зла, — прошептала она, глядя в пол. — Я просто хотела вернуть свое. Это… это память о моей матери.

Теперь все встало на свои места. Неприметная пролетка. Люди в котелках. Это были жалкие филеры, нанятые этой доведенной до отчаяния аристократкой.

Графиня замолчала, с надеждой и страхом глядя то на меня, то на полковника. Я перевел взгляд на Липранди. Теперь была его очередь говорить. Он спокойно сидел в кресле, его поза выражала не сочувствие, а скорее легкую скуку профессионала, разбирающего очередное рутинное дело.

— Мои люди, господин Тарановский, — произнес он своим ровным, бесцветным голосом, в котором мне послышались нотки едва заметной, сухой усмешки, — заметили «хвост» ваших людей, ваше сиятельство. — Он слегка кивнул в сторону графини. — Признаться, работали они грубо, непрофессионально. Слишком заметно.

Он сделал паузу, давая нам осмыслить сказанное. Я похолодел. Значит, все это время…

— Пришлось их вежливо задержать для беседы, — продолжил полковник. — Отставные гвардейцы оказались на удивление разговорчивыми. Особенно когда я объяснил им, под чьим настоящим наблюдением находится объект их интереса.

Я молчал. Теперь все было ясно. Соколов, его «дворники» и «разносчицы пирогов»… Они следили не только за мной, но и за теми, кто следил за мной. Двойное кольцо.

— Так и вскрылась вся эта, — Липранди сделал паузу, подбирая слово, — сентиментальная история. Поскольку в ней нет состава государственного преступления, а лишь, скажем так, драма нравов и прискорбное стечение обстоятельств, я счел своим долгом не давать делу официальный ход. Я решил разрешить его здесь. — Он посмотрел на меня, затем на графиню. — Дабы не создавать лишнего шума вокруг вашего сиятельства и имени господина Тарановского, которое и без того, как вы знаете, привлекает к себе достаточно внимания в определенных кругах.

Ольга, стоявшая рядом, кажется, поняла все еще раньше меня. Я почувствовал, как она сделала едва заметный шаг вперед, ее страх сменился сочувствием.

Полковник Липранди медленно поднялся со своего кресла, аккуратно застегивая пуговицу мундира.

— Я свою часть работы сделал, — произнес он своим бесстрастным голосом. — Тайна раскрыта. Преступления нет. Дальше — дело ваше, сугубо частное. Уверен, вы, — он посмотрел на меня, затем на графиню, — сможете договориться без посредников.

Он вежливо, но холодно поклонился сначала Ольге, затем графине, кивнул мне и, не говоря больше ни слова, направился к выходу. Его сапоги негромко скрипнули в прихожей.