Концессионер - Дмитрий Шимохин

Я видел, что мои слова не производят на него особого впечатления. Он все это знал и без меня. Нужно было переходить к главному.

— Но главное, Ваше Высочество, не это, — я понизил голос. — Главное то, что если этого не сделаем мы, это сделают они.

Я шагнул к столу и разложил перед ним трофейные английские карты.

— Вот их планы. Соглашения с хунхузами. Поставки оружия. Порт. Дороги. Они уже там. И они не будут спрашивать разрешения у Петербурга или Пекина. Они просто заберут все, как забрали Индию. И тогда у нас под самым боком, на Амуре, появится новая английская Индия, враждебная, агрессивная. Вопрос стоит не в том, будет ли Россия хозяйничать в Маньчжурии. Вопрос в том, кто будет там хозяйничать, если не мы? Англичане? Или мы? Сейчас или никогда, Ваше Императорское Высочество.

Глава 16

Глава 16

Я закончил говорить. Великий князь не ответил. Он молча взял со стола одну из английских карт. В наступившей тишине было слышно лишь, как потрескивают дрова в камине да как где-то далеко, на улице, цокают копыта по мерзлой брусчатке.

Он изучал бумаги долго, внимательно, с той профессиональной дотошностью, с какой адмирал изучает лоцию незнакомого пролива. Его палец скользил по линиям рек, останавливался на цифрах, обозначавших глубину залегания породы, на аккуратно выведенных английских словах. Он был инженером и государственником, и я видел, как он читает не просто карту, а целый стратегический замысел. Он видел не золото. Он видел логистику, транспортные артерии, экономический потенциал и — угрозу.

Я стоял и ждал, стараясь даже не дышать. Вся моя судьба, все мои грандиозные планы, вся моя Желтороссия — все это сейчас лежало на этом полированном столе и решалось в голове этого одного, невысокого, но полного властной энергии человека. Я сделал все, что мог. Я выложил на стол свои главные козыри. Теперь слово было за представителем дома Романовых.

Наконец, он медленно, очень медленно, отложил карту в сторону. И поднял на меня свои пронзительные, светлые, не мигающие глаза.

— Хорошо, — произнес он, и голос его был холоден, как невский лед. — Допустим, вы правы. Допустим, угроза реальна, а выгода — огромна. Но почему именно вы, Тара’новский?

Он встал из-за стола и подошел ко мне вплотную.

— Почему я должен доложить Государю, что судьбу целой провинции, судьбу наших отношений с Китаем и Англией, я собираюсь доверить… Авантюристу. Удачливому дельцу. Человеку без роду, без племени?

Я почувствовал, как внутри все холодеет, но не опустил взгляда.

— Потому что, Ваше Высочество, — ответил я так же ровно, — у вас нет другого.

Он вопросительно вскинул бровь.

— Ни один ваш генерал, ни один ваш дипломат не сможет сделать того, что смогу я. Они связаны приказами, инструкциями, страхом перед Лондоном и мнением света. А я — свободен. У меня нет чинов, нет репутации, которую можно потерять. — тут я позволил себе ироничную усмешку. — Мне нечего терять, кроме собственной головы. Но у меня там, за Амуром, есть то, чего нет ни у одного вашего генерала. Армия. Небольшая, дикая, но верная мне и злая. Армия, которая уже доказала, что умеет побеждать на той земле и по ее законам. Связи. Разведывательная сеть. И, самое главное — я знаю тамошнюю обстановку: с кем договариваться, куда бить, на какие рычаги нажать.

Константин с интересом рассматривал меня через пенсне. Я видел, что мои слова попали в цель.

— Генерал Игнатьев добился своего умом и хитростью, он действовал, как дипломат. Но его время прошло. Сейчас, — я понизил голос, — пришло время силы. Успех Игнатьева говорит о том, что отнять у Китая землю возможно. А я говорю, что обладаю силой и возможностью, чтобы это сделать.

Великий князь долго молчал, барабаня пальцами по крышке стола. Он ходил по кабинету, от окна к камину, и я видел, как в его голове идет напряженная борьба. Риск был огромен. Но и ставка в этой игре была колоссальной. Наконец, он резко остановился.

— Хорошо, Тараг’новский, — произнес он по-военному отрывисто. — Я вам верю. И я готов рискнуть. Но запомните, — он поднял палец, и его взгляд стал стальным, — официально Россия в этом не участвует. Ни одного солдата, ни одного патрона из казенных арсеналов вы не получите. Все — на ваш страх и риск. Вашими личными средствами и вашей личной кровью.

— Я понимаю, Ваше Высочество.

— Если вы провалитесь, — продолжал он безжалостно, — если ваше предприятие закончится скандалом, я буду первым, кто от вас отречется. Вас повесят в Мукдене как простого разбойника, и никто в Петербурге о вас даже не вспомнит. Вы — призрак. Призрак, которого никогда не было.

Я молча кивнул, принимая эти страшные условия.

— Но, — его голос неуловимо изменился, — если у вас получится… если вы сможете создать там, в Маньчжурии, дружественную нам силу, которая вышвырнет англичан и сама, добровольно, попросит покровительства Белого Царя… тогда Империя этого не забудет. И я — тоже.

Он подошел к столу и на чистом листе бумаги написал несколько слов.

— Я сообщу канцлеру, что вопрос изучен и угроза преувеличена. Господину Корсакову в Иркутск уйдет депеша с приказом… не замечать вашей деятельности. А я — доложу о деле Государю. Теперь идите!

* * *

На следующее утро я проснулся от запаха кофе и тихого смеха. Ольга уже сидела в кресле у окна наших апартаментов, выходившего на Невский, а гостиничный лакей вносил в комнату поднос с завтраком. Супруга была в простом шелковом пеньюаре, волосы рассыпались по плечам, и в утреннем свете, пробивавшемся сквозь тяжелые портьеры, она казалась почти нереальной.

— Доброе утро, соня, — улыбнулась она. — Кажется, кто-то вчера слишком увлекся празднованием.

— Доброе утро, — улыбнулся я ей потягиваясь.

Мы завтракали, сидя на кровати, как дети, — горячий, ароматный кофе, свежие булочки, масло и густой земляничный джем. И строили планы. Ольга, воодушевленная, щебетала без умолку

— Ты знаешь, — прошептала она, гладя меня по щеке. — После того как ты вчера обставил всех этих почтенных сановников на собрании ГОРЖД, тебе можно смело именоваться железнодорожным генералом.

— Или, по крайней мере, «Тарановский — Сибирский Управитель Железных дорог», — подхватил я, обнимая