Мстислав Дерзкий часть 1 - Тимур Машуков

но я был уже тут. Мой клинок, наконец, нашел свою цель — прошел под ребра, прямо в сердце. Он дернулся, маска повернулась ко мне, и на миг мне показалось, что в ее пустых глазницах что-то мелькнуло… Удивление? Или досада? И он рухнул.

Их строй дрогнул. Всего на секунду. Но нам хватило. Мы с Тихомиром, как два израненных волка, ринулись на них. Рубили, кололи, били кулаками, локтями, ногами. Это была уже не битва, а бойня. Без магии, без уловок. Голая, животная ярость против бездушной эффективности.

Один. Двое. Трое… Они падали. Молча. Без стонов. Их черная кровь смешивалась с нашей алой на сером камне улицы.

И вот остался один. Последний. Он отступил, огляделся. Его товарищи лежали вокруг. Он был ранен — из его бока торчал обломок ножа Тихомира.

— Живым! — закричала Наталья, выбегая из-за укрытия с арбалетом.

Тихомир и я синхронно шагнули к нему. Он отступил еще. Его маска скользнула по нам, по Наталье, по мертвым телам его отряда.

И тогда он сделал это. Быстро, точно, без тени сомнения. Его рука с кинжалом взметнулась не на нас — к его собственному горлу. Резкое, точное движение. И черная струя хлынула из-под маски. Он не издал ни звука. Просто рухнул на колени, а затем навзничь.

Тишина. Свист ветра. Наше тяжелое, прерывистое дыхание. Тихомир, опираясь на тесак, стоял, пошатываясь. Я прислонился к стене, чувствуя, как мир плывет перед глазами. Боль была всепоглощающей.

И тут… щелчок. Тихое, едва слышное гудение. Свет магических фонарей вспыхнул снова, ярко. Воздух наполнился знакомыми вибрациями. Магия вернулась. Обнулятор исчез.

— Связь! — крикнула кто-то из слуг. — Связь работает!

Наталья, вся трясясь, достала свой коммуникатор:

— Алмаз! Алмаз! Я — младший агент Темирязьева! Код красный! Поместье графа Темирязьяева! Немедленно подкрепление! Маги, лекари! Штурмовой отряд! Немедленно!

Ее голос срывался. Она говорила что-то еще, но я уже почти не слышал. Сквозь туман в глазах я видел, как Тихомир медленно оседает на землю, прижимая руку к ране на плече. Видел, как Вера, наконец-то придя в себя, бежит к нему, пытаясь чем-то помочь.

Я оттолкнулся от стены. Надо было дойти. До крыльца. До дома. Сделать несколько шагов.

Я пошел. Каждый шаг отдавался огненной болью в бедре, в боку, в спине. Кровь хлюпала в сапоге. Перед глазами все плыло. Я слышал голоса, но они доносились как сквозь толщу воды.

— Мстислав! — крикнула Наталья.

Я обернулся. Видел ее испуганное лицо. Видел, как она бежит ко мне.

Я сделал еще шаг. Переступил через порог. Тень крыльца охватила меня прохладой.

И все. Ноги подкосились. Пол кинулся мне на встречу. Я падал куда-то в мягкую, густую темноту, которая наконец-то звала к себе, суля покой и забвение.

Последнее, что я услышал, прежде чем тьма поглотила меня полностью, был ее отчаянный крик:

— ДЕРЖИТЕ ЕГО!

А потом — тишина.

В себя я приходил мучительно долго. Сознание то возвращалось ко мне, то я вновь погружался во тьму. Но даже в эти короткие мгновенья бодрствования я чувствовал всепоглощающую боль. А еще мне снился кошмар — всегда один и тот же. Я выныривал из него и погружался в него вновь.

Тьма была не пустой. Она была наполнена криками.

Сначала я не понимал, где я. Просто падал сквозь слои пепла и боли. А потом запах ударял в ноздри — знакомый, вонючий, пропитавший мои кости насквозь. Запах горящего камня, расплавленного металла и гниющей плоти. Запах конца света. И стоило мне понять, где нахожусь…

Я стоял на зубчатых стенах Златоверхого Терема в Новгороде. Но это был не тот город, что я помнил. Небо над ним было не синим, а багрово-черным, как запекшаяся кровь. Его разрывали огненные пропасти, и из них, как саранча, сыпались вниз твари. Не просто мертвецы. Что-то худшее, искаженное, уродцы, сплавленные из костей и плоти, невиданные твари Нави, для которых не было имени.

Город горел. Стены дрожали под ударами таранов из окованных костями бревен. Воздух вибрировал от воплей умирающих, от звериного рева нападавших, от грохота рушащихся зданий и… от тревожного, леденящего душу звона колоколов, бьющих самих по себе, словно в них вселилась нечисть.

Рядом со мной, в сияющих, но уже иссеченных и залитых кровью серебряных доспехах, стоял Великий князь Олег Инлинг. Мой отец. Его лицо, обычно такое спокойное и мудрое, было искажено гримасой ярости и неизбывной скорби. В его руке пылал меч, подобный моему, но сиявший в сто раз ярче — он черпал силу прямо из сердца земли, из самой жизни.

— ДЕРЖАТЬ СТРОЙ! — его голос, обычно глухой и властный, теперь гремел, заглушая адский гам. — НЕ ПУСТИТЬ ИХ К В ЦЕНТР!

Я был молод. Силен. Полон той глупой, юношеской уверенности, что мы непобедимы. Мои собственные мечи, еще не познавшие тысячу ран, горели в моей руке, и я рубил. Рубил все, что карабкалось на стену. Существа с клешнями вместо рук, скелеты в истлевших доспехах хазар, твари, больше похожие на раздутых пауков, собранных из человеческих конечностей. Они разлетались под ударами моей стали, но их было все больше. И больше.

— ОТЕЦ! СЛЕВА! — закричал я, видя, как огромный, сшитый из нескольких тел голем ломится в ворота.

Олег обернулся. Его глаза метнули молнию. Буквально. Сгусток чистой энергии ударил в голема, разнеся его в клочья. Но сила отца померкла. Он шатнулся, опершись на стену. Он был не просто воином. Он был щитом. И щит этот трещал по швам.

— Мстислав… Сын мой… — он посмотрел на меня, и в его взгляде была страшная правда. — Они… они идут из самых глубин Нави. Разрывы… их слишком много. Боги…

Он не договорил. С неба с оглушительным ревом рухнуло нечто. Не тварь. Один из них. Бог. Перун? Велес? Я не разглядел. Существо из молний и ярости, но теперь молнии были черными, а ярость — отчаянием. Оно рухнуло на центральную площадь, сокрушая десятки тварей, но и сотни наших воинов. Земля содрогнулась. И затем… оно умолкло. Его свет погас. Боги умирали. Они не выдерживали натиска той древней, неживой магии, что шла из Нави. И их было слишком мало — увы, часть из них предпочла бою — бегство.

И тогда я увидел ее. Внизу, в толпе бегущих в ужасе людей, пытавшихся спрятаться в храме. Мать. И моя младшая сестренка, Настя. Ей было всего пять. Она плакала, прижимая к груди любимую куклу.

— МАТЬ! — я рванулся с стены, но отец схватил меня за руку. Его хватка была железной.

— НЕТ! Ты должен