Мстислав Дерзкий часть 1 - Тимур Машуков

— НО ОНИ…

В этот момент одна из огненных пропастей на небе разверзлась прямо над храмом. Из нее не полетели твари. Из нее просто… хлынула тьма. Жидкая, густая, как смола, она накрыла площадь, и та… растворилась. Камень, люди, всё… просто исчезло. Бесшумно. Оставив после себя лишь идеально гладкую, черную воронку.

Крик застрял у меня в горле. Я онемел. Отец отпустил мою руку. Его лицо стало пепельно-серым. Он больше не смотрел на меня. Он смотрел в ту пустоту, где только что была его жена и дочь.

А потом пришел его черед.

Разлом открылся прямо в стене. Не на небе — в самой твердыне мира. Вертикальная щель, из которой потянуло мертвым холодом вечности. И из нее вышел Властитель. Существо в доспехах из черного льда и теней, с короной из сломанных костей на голове, которую нельзя было разглядеть. В руке — копье, словно выточенное из осколка ночи.

Отец встретил его. Он поднял свой меч, и свет его был так ярок, что больно было смотреть. Последний свет угасающего мира.

— ЗА РУСЬ! — прокричал он. И это был не клич. Это был стон. Стон всей умирающей жизни.

Они сошлись. Свет и Тьма. Удар их оружия ослепил меня. Когда я снова смог видеть, отец стоял на коленях. Его сломанный меч лежал рядом. Существо из разлома стояло над ним. Оно не добивало его. Оно просто протянуло руку. И коснулось его груди.

И Великий князь Олег Инлинг… рассыпался. Не в пепел. В прах. В ничто. Его доспехи с грохотом упали на камень, пустые.

Я закричал. Закричал так, что, казалось, горло порвется. Я ринулся вперед, слепой от ярости и горя. Мой меч ударил по черным доспехам… И сломался. Как стеклянный. Второй постигла та же участь. Существо повернулось ко мне. Я не видел его лица. Я видел только бездну. Холодную, безразличную, бесконечную.

Оно подняло руку. И я почувствовал, как моя собственная жизнь начала вытекать из меня, втягиваясь в эту пустоту. Я упал на колени, теряя силы, чувствуя, как память, чувства, сама душа вырываются из тела.

И тогда… случилось что-то еще. Что-то, чего я до конца не понял. Земля под нами взорвалась. Но не от силы врага. Из нее вырвался столп золотого света. Древний. Первозданный. Не божественный — старше богов. Свет ударил в существо, отбросив его назад, в разлом. Разлом с грохотом схлопнулся.

А я… я падал в этот золотой свет. И он не обжигал. Он обнимал. Как мать. И голос — даже не голос, а само понятие, сама мысль пронеслась в моем умирающем сознании: «ЖИВИ. ПОМНИ. ЖДИ.»

Потом был удар. И боль. И мрак.

Я очнулся много позже. Город лежал в руинах. Небо было все таким же багровым. Но тишина… Она была абсолютной. Ни криков, ни стонов. Только треск пожаров да далекий, победный рев тварей, празднующих конец всего.

Я был один. Совершенно один. Среди гор трупов. Среди пепла моей семьи, моего народа, моего мира. С пустыми руками и с пустотой внутри, более страшной, чем та, что пришла из разлома.

Я брел по мертвому городу, спотыкаясь о кости тех, кого знал. И видел, как тени начинают шевелиться. Как мертвые поднимаются. Не все. Но многие. И их глаза горели тем же холодным светом, что и у того существа. Они были уже не людьми. Они были частью Тьмы. Частью нового мира. Мира мертвых.

А я был в нем чужой. Последний осколок старого. Живой. И поэтому обреченный.

Я бежал. Бежал из города. Бежал по мертвой земле, где больше не пели птицы, не шумели леса. Где только ветер безнадежно выл над полями, усеянными костями. Бежал, не зная, куда. Только бы подальше от этого ужаса. Только бы не слышать этот звон в ушах — звон абсолютной, окончательной тишины смерти…

Глава 19

Глава 19

Я проснулся с тихим, захлебывающимся стоном. Сердце колотилось, пытаясь вырваться из груди. Все тело было мокрым от холодного пота, простыни прилипли к коже. В горле стоял ком, а в глазах — призраки того ада.

Просто лежал. Не двигался. Тихо дышал, пытаясь загнать обратно в кошмар те образы, что вырвались на свободу. Рука инстинктивно потянулась к мечу… и не нашла его. Паника, острая и дикая, кольнула меня. Где я? Что случилось?

И тогда до меня стали доноситься другие звуки. Тихий треск огня в камине. Ровное, тяжелое дыхание где-то рядом. Запах лекарственных трав и мазей. И тихий, настойчивый голос:

— … должен жить. Слишком многое зависит от него. Мы не можем его потерять.

Я медленно повернул голову. Боль пронзила шею и плечо, но это была знакомая, земная боль. В тусклом свете камина я увидел Наталью. Она сидела на стуле у моей кровати, склонившись над каким-то пергаментом. — Бумага, это называется, бумага, — почему-то вспомнилось мне. Она выглядела уставшей до смерти, с темными кругами под глазами, но ее поза была прямой, собранной.

Рядом, растянувшись на кресле и громко посапывая, спал Тихомир. Его плечо было туго перебинтовано.

Я был в своей комнате в поместье. В безопасности. Ну, относительно.

Кошмар отступил, оставив после себя тяжелый, свинцовый осадок и дрожь в руках. Я сглотнул, пытаясь прочистить горло. Звук вышел хриплым, как скрежет.

Наталья вздрогнула и резко подняла голову. Ее глаза встретились с моими.

— Мстислав? Ты… Ты пришел в себя? — она вскочила, подошла ко мне, осторожно касаясь моего лба. Ее пальцы были прохладными. — Слава богам… Мы уже думали…

— Воды… — просипел я.

Она кивнула, засуетилась, налила из кувшина в кружку и поднесла к моим губам. Вода была прохладной, чистой, лучшей, что я пробовал в жизни.

— Сколько? — спросил я, отпив.

— Два дня. Ты потерял много крови. Лекари из Приказа едва тебя вытянули, — она отвела взгляд. — Тихомир… Он тоже был серьезно ранен, но отходил быстрее. Он… Это он дежурил здесь, пока не свалился с ног.

Я кивнул, глотая новую порцию воды. Память возвращалась обрывками. Бой. Тени. Обнулятор. Падение…

— Остальные? — спросил я. — Вера? Девочки?

— Все живы. Все целы. Подкрепление из Приказа здесь. Поместье запечатано, защита восстановлена и усилена.

Я закрыл глаза. Ад в голове и ад снаружи. Все как всегда.

— Ты… ты кричал во сне, — тихо сказала Наталья. — Звал отца. Мать… сестру…

Я открыл глаза и посмотрел на нее. Прямо. Она выдержала мой взгляд, и в ее глазах я увидел не любопытство, а… понимание. И ужас.