Мстислав Дерзкий часть 1 - Тимур Машуков

Она не отвечала. Просто смотрела на меня, и я видел, как в ее голове складываются кусочки паззла. Витязь. Инлинг. Тысяча лет. Кошмары.

— Теперь ты понимаешь, — я отвернулся к стене, снова чувствуя ту самую, давнюю усталость, старше этих стен, старше этой империи. — Почему мне нет дела до тронов и политики. Я уже видел, как все это горит. И я не хочу видеть это снова….

Сон не отпускал. Он висел на мне, как мокрый плащ, пропитанный дымом и смертью. Я просыпался с криком, застывшим в горле, и еще несколько минут лежал, вслушиваясь в стук собственного сердца, проверяя — здесь ли я? В этой ли комнате, в этом ли времени? Или все еще там, на стенах рушащегося Новгорода, теряю все, что любил?

Картины кошмара были ярче, чем реальность. Я до сих пор чувствовал на ладони тепло материнского плеча, видел, как рассыпается в прах отец, слышал тот самый, леденящий душу звон абсолютной тишины, что воцарилась после. Это было не просто воспоминание. Это была незаживающая рана, которую тот бой с тенями вскрыл снова.

Но, заглянув в себя поглубже, туда, где прячется источник силы, я понял кое-что еще. Что-то странное и пугающее.

Тело мое было слабым, как тряпка. Каждое движение отзывалось болью в затягивающихся ранах, голова кружилась от малейшей попытки сесть, мышцы не слушались. Потеря крови давала о себе знать — я был бледен, как призрак, и руки дрожали.

Но внутри… внутри горел огонь. Не тот, привычный, ровный свет моей силы. Нет. Он был ярче. Горячее. Более… ненасытным. Как будто я проглотил солнце, и теперь оно жгло меня изнутри. Я сконцентрировался, прислушался к нему, и меня пронзило холодное понимание.

Мой магический источник… вырос. Впитал в себя что-то. И это что-то было смертью. Смертью тех десяти теней, что мы убили.

Они были нежитью. Настоящей, глубокой, старой нежитью, лишь прикрывающейся человеческой формой. Только их уничтожение могло дать такой эффект — подпитать силу витязя, чья магия всегда была направлена против Нави. Обычные бандиты, даже маги, оставили бы после себя лишь пустоту. А здесь… здесь был избыток. Я чувствовал, как энергия бродит во мне, не находя выхода, как молодая лоза, рвущаяся из семени. Она была готова к работе. Ждала лишь, пока окрепнет сосуд.

А сосуд — то есть, я — был пока дырявым и хрупким. Ирония судьбы.

Несколько дней я провел, балансируя на этой грани. Лежал, прислушиваясь к шуму за дверью — к голосам, шагам, звяканью оружия. Приказ Тайных Дел раскинул в поместье свой походный лагерь. Через мою комнату, как через проходной двор, прошли с десяток лекарей — от суровых бородатых мужчин с руками, пахнущими травами и кровью, до юных девушек с тонкими пальцами и печальными глазами. Они меняли повязки, заливали раны чем-то жгучим и пахучим, заставляли пить отвар горче полыни. Пытались лечить магией, но мое тело плохо принимало чужой эфир.

Я пил и молчал. Спал и просыпался в холодном поту. И чувствовал, как с каждым часом та сила внутри крепчает, наливается тяжестью, а тело потихоньку, с неохотой, начинает ей подчиняться.

Наконец, я рискнул встать. Ноги подкосились, мир поплыл, и я бы грохнулся обратно на койку, если бы не чья-то сильная рука, подхватившая меня под локоть.

— Эй-эй, куда спешишь, старина? — знакомый хриплый голос. Тихомир.

Он стоял, опираясь на косяк двери, его раненое плечо было плотно перевязано, но на лице играла привычная, чуть уставшая усмешка.

— Еще не оклемался, а уже на подвиги тянет?

— От постоянного лежания тошнит уже, — ворчливо ответил я, опираясь на него. — Надо ноги размять.

— Ну, разминай, разминай, — он поддержал меня, и мы медленно, как два старика, вышли из комнаты в коридор.

И тут я увидел это. В глазах каждого встречного. Каждого агента Приказа, каждого слуги, что сновал по коридорам с бельем или подносами с едой.

Уважение. Не то подобострастное, что было раньше, когда они думали, что я просто странный боец. И не тот испуганный трепет, что появился после раскрытия моего имени. Нет. Это было другое. Глубокое, бездонное, почти благоговейное уважение воина, который видел, на что ты способен в настоящем деле.

Они встречались со мной взглядом и либо коротко кивали, либо отдавали честь, прикладывая руку к груди. Никаких слов. Никаких вопросов. Просто молчаливое признание: мы видели. Мы знаем. Спасибо.

Даже Тихомир, обычно такой сдержанный, смотрел на меня теперь по-другому. В его взгляде была не просто братская солидарность по оружию, а нечто большее. Как будто он видел во мне не просто союзника, а знамя. Точку опоры. Это могло стать проблемой, но, к счастью, Наталья об этом побеспокоилась заранее и взяла со всех, кто услышал про Инлинга, магическую клятву от неразглашении.

— Народу подвалило, да? — проворчал я, чтобы разрядить обстановку, глядя на двух агентов, которые о чем-то спорили над картой, разложенной на большом дубовом столе в холле.

— Код красный, — пояснил Тихомир. — Такое не каждый год случается. Нападение на поместье графа, да еще с применением обнулятора… Да тут пол Изборска на ушах ходит. Совет в панике, агентов из самого Новгорода нагнали. Говорят, приказ лично сам Шуйский подписал.

Мы спустились вниз, в главный зал. Здесь кипела работа. Десятки людей в форменных темно-синих плащах с шевронами Приказа сновали туда-сюда. Устанавливали аппараты связи на длинных столах, развешивали карты на стенах, строчили донесения. Воздух гудел от низкого гулкого разговора, звонков телефонов и запаха свежей бумаги, пота и металла.

Я видел много новых лиц. Специалистов с ящиками, полными непонятных инструментов, магов-следопытов, вглядывающихся в хрустальные шары с застывшими лицами, суровых военных в полной экипировке, проверяющих оружие.

И все они, замечая меня, замирали на секунду. Прерывали разговор. Смотрели. И снова — это молчаливое, тяжелое уважение.

— Трупы, — сказал Тихомир, следуя за моим взглядом. — Тех… тварей. Не получилось опознать. Как только умерли, начали разлагаться с дикой скоростью. За пару часов превратились в зловонные лужицы и кучки праха. Ни ДНК, ни магических следов. Будто их и не существовало никогда.

— Значит, боялись, что их вычислят, — пробормотал я. — Прописанный механизм самоуничтожения. Дорогое удовольствие. Очень. Нас снова недооценили. Но долго так продолжаться не будет…

Мы дошли до большого окна, выходящего во двор. Я оперся о подоконник, чувствуя, как ноги подкашиваются от слабости, но внутри все горело.