Башня Авалона - Майк Омер

– А что будет, если ее все-таки выгонят? – интересуется Серана.

Тана пожимает плечами, устремляя мрачный взгляд к тучам:

– Будущее трудно понять. Все, что я смогла узнать из видений и карт, – что Ния должна остаться в Башне Авалона и присоединиться к МИ–13. – Она снова пристально смотрит на меня. – Значит, тебе нельзя ссориться с Тарквином. Он специально добивается твоего исключения. Травит тебя. Если сорвешься, его семья вышвырнет тебя из Камелота. И тогда мы совершенно точно все умрем ужасной одинокой смертью, полной отчаяния и сожаления.

Я тяжело вздыхаю:

– Ох. Ладно, не парься.

– И ты никому не должна говорить о своей диаметральной магии, – твердо заявляет Тана. – Иначе наступит конец света. Для нас, по крайней мере. Но, возможно, и для всех остальных.

– Давай расскажем о твоем видении, – предлагает Серана. – К тебе прислушаются. Пойдем к сэру Ланселоту или к Вивиан и…

– Нет! – рявкает Тана. – Никому нельзя рассказать. Если ты им скажешь, они попытаются изолировать Нию, спрятать ее от короля фейри. Они не выпустят Владычицу Озера из Камелота туда, где она нужна. Нам необходимо, чтобы она участвовала в миссиях. Обучалась. Сражалась за нас. Нам нужна Ния.

Мой пульс учащается:

– Погоди. Что значит – спрятать меня от короля фейри? Он понятия не имеет обо мне.

– О, он узнает… – Тана снова бросает взгляд на сгущающиеся тучи. – У фейри есть свои экстрасенсы. В конце концов они увидят то же, что и я. Владычицу Озера. И когда они это сделают, то постараются тебя уничтожить. Но, Ния, никому не говори о том, что я сейчас рассказала. Даже Рафаэлю.

Глава 21

Я смотрю на клочок бумаги, где почерком Рафаэля написано: «Встретимся в Библиотеке Мерлина. Тренировка Стража».

В башне такая жара, что я вся пылаю. На дворе июль, но здесь нет и намека на кондиционер.

Сегодня вечером мы встречаемся не в кабинете Рафаэля, а в одной из многочисленных старинных библиотек Камелота. Я поднимаюсь на каменную лестничную площадку, и меня охватывает волнение. Я вот-вот увижу то самое место, где Талиесин когда-то писал мрачные стихи. И всякие непристойности: о мясистых шарах, твердых членах, жемчужных дождях душе и прочих штучках, которые, видимо, возбуждали романо-бриттов[30].

Я смотрю на резные двери из красного дерева. Железный дверной молоток в форме отрубленной руки с длинными, похожими на когти пальцами и глазом в центре ладони пугает по-настоящему. Будь я чистокровной фейри, то шарахнулась бы от железа, как ошпаренная. Но поскольку я полукровка, то тянусь к молотку и ничего не ощущаю. Он лязгает, когда я поднимаю его и дважды стучу по дереву железными пальцами.

Через секунду дверь открывается, в проеме появляется Рафаэль в белой рубашке с закатанными рукавами. Темная прядь падает ему на глаза, он слегка улыбается. Взгляд его серебристых глаз пронизывает насквозь. От его мужской красоты у меня, как всегда, сразу перехватывает дыхание.

«Слабачка, – говорю я себе. – Вспомни, что он натворил».

Я прохожу мимо Рафаэля, разглядывая высокие потолки. Шестидесятифутовые стеллажи заставлены книгами в выцветших разноцветных кожаных переплетах с золотыми буквами и эзотерическими символами. Лестницы на колесиках тянутся до самых верхних полок. Я вдыхаю запахи кожи и пергамента. И едва различимый его запах. Видимо, Рафаэль проводит здесь много времени.

Среди уютного мерцания множества канделябров я чувствую благоговейный трепет и какое-то единение с этим местом.

В дальнем конце зала медная винтовая лестница ведет к задней стенке корпуса часов. Тиканье секундной стрелки эхом отражается от потолков – это бьется сердце библиотеки. Я смотрю на заднюю часть циферблата, это древнее чудо механики, на латунные шестеренки в пляшущем свете библиотечных факелов. Стрелки ритмично двигаются, тикая и отбивая такт. Я почти вижу Талиесина, который сидит здесь и что-то строчит.

Но я – совсем другое дело. В отличие от искусства, мое испытание сопряжено с болью, если облажаюсь. В центре библиотечного зала на резном дубовом столе стоит ящик с Завесой – мерцающей и жужжащей. Волоски на шее встают дыбом.

Рафаэль откидывает волосы с глаз. Теплый свет камина ласкает его прекрасные черты:

– Что ж, приступим. Тебе еще нужно учиться контролировать Завесу.

– Почему именно здесь?

– Здесь мне лучше всего работается и думается. Может, и ты сосредоточишься. – Он указывает на стол, в центре которого светится ящик с Завесой.

Я подхожу ближе, плечи уже напряжены в ожидании боли.

Последние три месяца мы тренировались раз в неделю. У меня стало получаться немного лучше, но примерно в половине случаев я отвлекалась и чувствовала боль. Из-за диаметральной магии мои способности нестабильны и непредсказуемо сталкиваются друг с другом. Что бы ни делала, я не в силах подавить телепатию.

Выдвигаю кресло, Рафаэль садится напротив и скрещивает руки на груди:

– Давай сегодня начнем с обращения к созидательному источнику.

– Что это значит?

Его серебристые глаза поблескивают:

– Все на земле происходит из божественного источника – той созидательной силы, которая сотворила наш мир и нас самих. Каждую каплю воды, каждую травинку. Когда мы пишем стихи и создаем произведения искусства, нами движет эта сила. Так природа выражает себя – как выражает себя в яблоне, прорастающей из земли, в яблоках на ее ветвях. Вот откуда берется наша магия. В этом ее суть, Ния. На самом деле магия исходит не от нас. Она не наша, мы ей не хозяева. Это сила, которую нам позволено использовать, дар, который нам не принадлежит. Понимаешь?

Я зачарованно смотрю на Рафаэля. Отблески факелов искрятся в его глазах.

– Думаю, да.

– Позволь этой силе, которая создала нас, течь сквозь тебя. Растворись в ней.

– И как это сделать? – спрашиваю я.

– Один из способов – свободная ассоциация. Или свободное письмо. Просто говори или пиши все, что придет в голову.

– Что, прямо сейчас? – уточняю я, и Рафаэль кивает.

Я начинаю нервничать. Что он хочет услышать? Обычно я очень хорошо разбираюсь, чего от меня хотят люди. Но вот прочесть Рафаэля не могу. Более того, мне нельзя говорить ему то, что он хочет услышать. Я должна использовать созидательную силу, но не представляю как. И наверняка ляпну что-нибудь не то.

– Ния, – просит Рафаэль. – Просто скажи первое, что придет в голову. А потом само пойдет.

– Твердый член, – выпаливаю я.

Рафаэль пристально смотрит на меня. Ни тени улыбки. Разумеется. Даже если б ему было весело, как никогда в его гребаной жизни, даже если б у него на глазах из задницы сверкающего единорога хлестало шампанское, он все равно не улыбнулся