Башня Авалона - Майк Омер

Я краснею. Вот почему мне не хотелось это делать.

– Может, перейдем к чему-нибудь другому?

– Ладно. Попробуем иначе. Отыщи сущность своей силы Стража. Подави другую магию. Подави чувства, чтобы освободить место.

Я закрываю глаза. Теперь я умею это делать – отгораживать сознание от окружающего мира. Мысленно погружаюсь в магию, чувствую ее, ни на что не отвлекаясь. Забываю о повседневных тревогах, об усталости в ногах, о жестком деревянном кресле, о пустом животе из-за пропущенного ужина. Забываю прекрасное лицо и запах Рафаэля.

Глубоко в груди я ощущаю силу. Две пульсирующие силы борются друг с другом, как духи света и тьмы. Я чувствую приступы боли: каждая из них пытается подавить другую. Магия борется во мне, по коже бегут мурашки. Над головой проносится невесть откуда взявшийся порыв ветра.

Рядом перешептываются два голоса – один сердитый, другой печальный, но смысл слов ускользает.

Представляю, как люди с двумя способностями сходят с ума. Диаметральная магия очень мощная, она тянет меня в разные стороны, и сознание тоже может раздвоиться.

В глубине черепа мерцают картинки с красными пятнами – залы Башни Авалона, забрызганные кровью. Это дело рук Мордреда.

Крики эхом отражаются от каменных стен.

Я с трудом перевожу дух и пытаюсь вытянуть ниточку магии Стража, пробудить ее, но это невозможно без пробуждения телепатии тоже.

Рафаэль научил меня мысленно видеть свою магию, определять ее цвет и звучание. Сейчас две силы во мне сплелись воедино. Кажется, сила Стража потемнее, она темно-красная – как кровь, пролитая Мордредом в Лотианской башне. У нее более медленная и глубокая вибрация. Телепатические способности фиолетового цвета, у них пронзительное, яростное звучание.

Я открываю глаза, наклоняюсь к маленькой Завесе на письменном столе и вижу магическую сеть, из которой она соткана. Выбираю место, которое кажется самым слабым, и концентрируюсь на нем, стараясь усилить магию Стража. Мысленно вижу красные цветы. Тихое жужжание барьера затихает. Я опускаю руку в ящик; мерцающая Завеса обвивается вокруг пальцев, доходит до запястья, не причиняя никакого вреда.

Внутри скручиваются и клубятся нити моей магии.

– Хорошо, – хвалит Рафаэль. – Но постарайся хоть на секунду сосредоточиться на своей телепатической магии. Помести ее в пузырь и сжимай, пока не лопнет.

Учащенно дыша, представляю себе фиолетовые нити. Но как только я сосредотачиваюсь на телепатии, она только усиливается: теперь фиолетовое пожирает темно-красное, словно хищный зверь.

Завеса впивается в запястье. Ойкнув, отдергиваю руку и растираю пульсирующую от боли ладонь. Меня бьет озноб, зубы стучат, я отодвигаюсь подальше от ящика.

– Все получалось, пока ты не велел сосредоточиться на другой силе. – Боль простреливает руку насквозь, я чувствую необъяснимую досаду на Рафаэля.

Он протягивает мне ладонь. Нахмурившись, я вкладываю в нее руку, и целительная магия Рафаэля тут же омывает меня, пульсирует и успокаивает. Я облизываю губы:

– Думаю, лучше сконцентрироваться на темно-красной магии.

– Мы продолжим работать над этим, но ты должна научиться полностью подавлять телепатию, чтобы контролировать то, что нам нужно.

– Да, – глухо соглашаюсь я. В груди все сжимается: из головы не выходят картины, которые я увидела в мыслях Таны. Надвигающаяся тьма, крошечная капля воды, поблескивающая в темноте, мучительные крики, от которых мороз по коже…

Все зависит от моей способности управлять этой силой.

Какая-то часть меня хочет рассказать Рафаэлю о видениях, но я держу рот на замке. Тана настаивает, что нужно хранить тайну.

– Ты правда считаешь, что я пройду остальные испытания во время Отбора? – спрашиваю я. – Боевые искусства, шпионаж…

Рафаэль медленно кивает:

– О боевом тесте не волнуйся. Вивиан сказала, ты неплохо владеешь луком. А если продемонстрируешь элементарные навыки обращения с ножом и мечом, этого достаточно. Не все шпионы – бойцы. Что касается шпионажа… Ты очень хорошо умеешь рассказывать людям то, что они хотят слышать. Во время первой миссии тот сержант хотел видеть тебя робкой и наивной девушкой, и ты прекрасно справилась. Только поэтому он не заметил твой акцент. Ния, ты подсознательно дала ему то, чего он так жаждал. – Он опускает взгляд на стол, на его щеки падает тень от длинных ресниц. – Это и будет частью твоего испытания. Тебе придется убедить кого-то дать тебе то, в чем он обычно отказывает. – Рафаэль поднимает взгляд, и из-за этих серебристых глаз мое сердце бьется чаще.

– Я умею говорить людям то, что они хотят услышать. Никогда не думала, что жизнь с крайне непредсказуемой алкоголичкой подготовит меня к тому, чтобы стать хорошим шпионом. Но вот мы здесь…

Рафаэль вскидывает бровь:

– Ты говоришь многим то, что они хотят услышать. Со мной ты не так любезна.

– Ну, Рафаэль, я беспокоюсь, что, если твое эго станет еще больше, ему понадобится отдельное магическое королевство.

Он наклоняется ближе:

– Но почему ты показываешь свое истинное «я» только мне?

Сердце бьется быстрее:

– Потому что перед тобой незачем притворяться. Я знаю, что ты обо мне думаешь. Отброс – это слово меня зацепило. Ты назвал нас с мамой отбросами. Да, это было давно. Но нет, я до сих пор не забыла. Я все слышала. И не виню тебя, особенно после того представления, которое устроила моя мать. Но не понимаю, при чем тут я.

Поверить не могу, что выплеснула все это наружу через столько лет…

Рафаэль откидывается в кресле:

– Я никогда такого не говорил. Я бы не стал.

Сердце мучительно сжимается:

– Но я же помню. Сразу после того, как мама снова напилась. Она упала с лестницы, и тебе пришлось тащить ее до нашей комнаты. Тогда ты уже перестал со мной разговаривать… – Я в опасной близости от упоминания о нашем поцелуе. Не хочу, чтобы Рафаэль догадался, как много я думала об этом единственном поцелуе все прошедшие десять лет. Уже известно, какая из меня жуткая врунья.

– Как бы то ни было, ты перестал со мной разговаривать. Но мама напилась, и ты со своим богатеньким другом помог отнести ее в нашу комнату в замке. А на следующий день я случайно услышала, как ты сказал этому богатенькому другу, что мы отбросы.

– Я бы никогда так не сказал.

Во мне вспыхивает злость:

– Не по-английски, а по-французски. Des ordures. Один из вас сказал: «Такие, как мы, не проводят время с такими, как они», а другой: «Да, разве она не отброс? И она и ее мать».

Нахмурившись, Рафаэль кивает:

– О, каюсь, виновен. Частично. Я действительно сказал: «Такие, как мы, не проводят время c им подобными».

Я смотрю на него в упор:

– Не понимаю, в чем разница.