Император Пограничья 16 - Евгений И. Астахов

Сигурд стиснул зубы. Позже он узнал имя этого человека — граф Кантемир Ферзен.

На пятый день состоялась охота в подмосковных лесах. Сигурд загнал молодого оленя, но не стал стрелять — отпустил. На севере убивали только ради пропитания, не ради забавы, а его семья и вовсе предпочитала ходить с копьём на кабана, а не расстреливать из винтовок беззащитных травоядных. Если противник не имеет ни единого шанса тебя убить, какой во всём этом смысл?..

После охоты знать собралась в загородном имении князя Голицына. Слуги разносили холодный пунш и шампанское, гости сплетничали, делились историями о трофеях. Сигурд держался в стороне, пока не услышал резкий голос у себя за спиной возле беседки.

Граф Строганов — Сигурд запомнил это имя ещё с первого бала — нависал над Василисой. Его тон был жёстким, почти угрожающим.

— Вы осмыслили ваше текущее положение? Каково ваше решение?

— Отпустите меня. — Голос княжны дрожал.

— Мне нужен ответ.

Сигурд двинулся к ним, но не успел вмешаться. Рядом возник Кантемир Ферзен, и его губы растянулись в мерзкой ухмылке.

— О, да вы нарасхват, княжна, — протянул он, окидывая Василису взглядом. — Надеюсь, после свадьбы вы будете более сдержанны в своих желаниях. Ваше приданое, конечно, впечатляет, но я не намерен делить вас с другими мужчинами.

Василиса задохнулась от возмущения. Её щёки вспыхнули, глаза заблестели.

Это стало последней каплей.

— Граф Ферзен, — голос Сигурда прозвучал как удар молота о наковальню. — Вы оскорбили княжну Голицыну.

Ферзен обернулся, смерив шведа презрительным взглядом.

— Оскорбил? Это моя невеста.

Сигурд посмотрел на Василису. На её лице читался ужас, отвращение — что угодно, только не радость невесты.

— Вы вели себя неподобающе, — отчеканил кронпринц. — Как свинья.

— А вы кто такой, чтобы… — начал Ферзен, и его голос сочился ядом.

— Сигурд Эрикссон. Кронпринц Шведского Лесного Домена. Я вызываю вас на дуэль.

— Дуэль⁈ — Ферзен побледнел. — Какая дуэль⁈

— За оскорбление женщины. Завтра в семь утра.

Василиса прижала ладонь к губам. Её глаза расширились — то ли от страха, то ли от изумления.

Ферзен судорожно сглотнул, но отступать было некуда. Десяток гостей уже обернулись на их разговор.

— Принимаю, — выдавил он.

Строганов тем временем попытался незаметно отойти. Сигурд в два шага нагнал его и положил руку на плечо.

— Граф Строганов.

Тот обернулся. Его лицо окаменело.

— Вас это не касается, принц.

— Касается. Потому что то, что вы делали — угрозы и давление на женщину. Это недостойно благородного человека.

Василиса смотрела на Сигурда так, будто видела его впервые. Её губы беззвучно шевельнулись.

— А вы собираетесь меня учить? — процедил Строганов.

— Именно. Я научу вас хорошим манерам. Вызываю вас на дуэль.

— Вы же уже ангажированы… — в голосе графа прорезалась насмешка.

— Это не помешает мне выделить время и для вас. Дуэль завтра в семь тридцать.

Ферзен, стоявший рядом, позеленел. Его собирались победить за полчаса и отправиться на следующий поединок, словно на утреннюю прогулку.

Василиса прижала руки к груди. На её лице мелькнула благодарность? Потрясение?..

— Принц… — прошептала она, — вы не должны…

Строганов криво усмехнулся.

— Что ж, принц. Принимаю. Посмотрим, так ли остры северные клинки, как северные языки.

Сигурд развернулся и зашагал прочь. Кровь стучала в висках, сердце колотилось. Ему нужно было остыть, прийти в себя. Он пересёк террасу, спустился по ступеням и углубился в сад.

Но покой не пришёл.

У фонтана, в окружении цветущих яблонь, стоял Прохор Платонов. Рядом с ним — Полина Белозёрова и Ярослава Засекина. Неподалёку гости пили шампанское и негромко беседовали.

Троица разговаривала о чём-то серьёзном. Сигурд видел, как нахмурен лоб Платонова, как обеспокоенно переглядываются женщины.

А потом — обе взяли князя под локоть. С двух сторон, как… как наложницы при султане. Платонов обнял их за плечи.

По-дружески? Или…

Ростислав был прав. Этот человек держит их при себе, пользуется их зависимостью…

— Князь Платонов! — голос Сигурда разнёсся по всему саду.

Гости замолчали. Головы повернулись.

— Я наблюдал за вами всю неделю. И вижу: вы неподобающе обращаетесь с тремя благородными женщинами.

Прохор обернулся. На его лице читалось искреннее удивление.

— Принц Сигурд? О чём вы?

— О том, что обе эти женщины зависят от вас. И вы… нагло пользуетесь этим.

— Это не так, — спокойно ответил Платонов.

— Тогда объясните своё непристойное поведение! — Сигурд шагнул ближе. — Три незамужние знатные дамы живут с вами под одной крышей. Что это, если не позор?

Сад замер. Десятки глаз смотрели на них. Где-то звякнул упавший бокал.

— Я вызываю вас на дуэль, — отчеканил Сигурд. — За бесчестье. За то, что вы опозорили благородных женщин.

Глава 15

Праздничная неделя в Москве оказалась на удивление продуктивной. Каждый бал, каждый приём, каждая светская беседа превращалась в возможность расширить круг влияния. Я использовал эти дни с холодной методичностью — так, как когда-то использовал дипломатические миссии в прошлой жизни.

Князь Вяземский из Арзамаса оказался человеком практичным. Его княжество граничило с землями, где Общество Призрения особенно активно набирало беспризорников в свои «приюты». Когда я показал ему копии документов, изъятых во Владимире, его взгляд стал цепким и расчётливым.

«Значит, у них есть компромат на половину моих бояр, — процедил он, листая бумаги. — И рычаги влияния, о которых я даже не подозревал». Вскоре мы обменялись рукопожатием, скрепляющим негласный союз. Я не писал иллюзий относительно морали Вяземского — он просто понимал, что организация, способная шантажировать аристократов целого княжества, рано или поздно доберётся и до него.

Маркграф Невельский с Дальнего Востока долго качал головой, листая бумаги. «У нас тоже есть их филиал. Приют для сирот при церкви Святого Николая». Его голос звучал глухо. «Я проверю».

Татищев из Уральскограда, Бабичев из Черноречья, даже осторожный Мамлеев из Казани — каждый уносил с собой тень сомнения, посеянную моими словами. Гильдия Целителей десятилетиями строила репутацию защитников народного здоровья, но фундамент этой репутации оказался гнилым. И князья, прежде судившие о нашем конфликте только по газетным заголовкам, начинали понимать истинную картину.

К середине недели я мог с уверенностью сказать: Гильдия потеряла монополию на правду. Теперь её защитники в Боярской думе уже не могли просто отмахнуться от обвинений как от клеветы провинциального выскочки.

Но были и другие наблюдения — менее приятные.

На третий день после первого приёма, где я столкнулся с Шереметьевым, я заметил странность. Василиса избегала меня. Не демонстративно — она была слишком хорошо воспитана для открытого пренебрежения. Но стоило мне направиться в её сторону, как геомантка вдруг вспоминала о срочном деле, недомогании или официальном мероприятии, на