Император Пограничья 16 - Евгений И. Астахов

служанку из отцовского дворца. Сигурд не стал звать стражу, не побежал к отцу — просто сломал насильнику челюсть и три ребра. Конунг Эрик потратил немало усилий, чтобы замять дело и сохранить хрупкий мир между родами.

А год назад случилась похожая история со знатной вдовой, которую оскорбил некий заезжий граф на приёме в Стокгольме. Сигурд вызвал обидчика на поединок и отделал так, что чужак отправился через столичный портал к себе домой на коляске.

Рыцарь в сверкающих доспехах. Защитник слабых и угнетённых. Горячая кровь, не терпящая несправедливости.

Идеальная пешка.

Терехов медленно двинулся вдоль стены, огибая танцующие пары. Мысли его текли спокойно и размеренно, как воды Оки под стенами родного Мурома.

Ещё год назад он не рискнул бы затевать подобную игру. Покровитель — тот, чьё имя никогда не произносилось вслух — категорически запретил любые действия против Платонова. «Ты не будешь ничего делать с Платоновым. По крайней мере, пока», — сказал тогда глубокий хриплый голос, и Ростислав подчинился, хотя ярость жгла его изнутри.

Но полгода назад всё изменилось. Короткий звонок. Несколько слов. «Платонов больше не под защитой. Делай что хочешь». Никаких объяснений. Никаких причин. Просто — зелёный свет.

Терехов не знал, что именно произошло. Возможно, Платонов чем-то не угодил его таинственному благодетелю. Возможно, тот просто потерял к нему интерес. Возможно, появились новые расклады, о которых князь и не подозревал. Впрочем, это не имело значения. Важен был результат.

Платонов.

При одном этом имени внутри поднималась волна холодной ненависти.

Деревенский выскочка из Пограничья, который походя разрушил дело всей его жизни. Годы исследований. Десятки тысяч рублей. Уникальные данные. Три лаборатории. Верлин с его прорывной технологией…

Всё пошло прахом.

А потом — публикация материалов о нарушении Казанской конвенции. Скандал. Санкции, от которых с трудом удалось отбиться… И всё из-за одного человека.

Терехов сжал бокал так, что тонкое стекло жалобно скрипнуло.

Прохор Платонов был опасен. Не просто силён — опасен. Слишком быстро рос в силе. Слишком быстро набирал влияние. За год он прошёл путь от опального воеводы захолустной деревушки до князя. Уничтожил логово Бездушных в Гавриловом Посаде, выходцы из которого триста лет терроризировали Пограничье. Нанёс смертельный удар Гильдии Целителей. Объединил вокруг себя могущественных союзников.

Такого противника не победить в открытом бою. По крайней мере, не сейчас.

Но есть другие способы.

Скандал. Интрига. Дуэль с иностранным принцем.

Терехов медленно выдохнул, расслабляя пальцы на ножке бокала.

План был прост в своей элегантности. Сигурд — горячий, прямолинейный, воспитанный на сагах о героях — уже получил порцию полуправды о «гареме» Платонова и его «жертвах». Молодой воин не сможет пройти мимо, если увидит подтверждение своим подозрениям. А подтверждения можно организовать.

Слово здесь, намёк там. Подставной свидетель, «случайно» оброненная фраза… И рано или поздно северянин не выдержит. Вызовет Платонова на поединок.

А дальше — один из двух исходов, и оба выгодны Терехову.

Если Сигурд убьёт Платонова — превосходно. Проблема решена чужими руками, а Муром остаётся в стороне.

Если Платонов убьёт Сигурда — ещё лучше. Наследник Шведского Лесного Домена, павший от руки русского князя. Конунг Эрик не простит. Реакция последует незамедлительно, подпалив костёр под седалищем молодого мерзавца. В любом случае — Платонов приобретёт могущественного врага за пределами Содружества.

В обоих случаях выскочка из Пограничья проигрывает.

Терехов допил шампанское и поставил пустой бокал на ближайший столик. Обернувшись, он в последний раз взглянул на зал, где продолжался бал. Сигурд по-прежнему наблюдал за Голицыной, и его лицо было хмурым, сосредоточенным.

Месть — блюдо, которое подают холодным. Он ждал достаточно долго. Теперь пришло время собирать урожай.

* * *

Прошёл час с того момента, как Василиса покинула малую библиотеку. Час, который она провела, бесцельно блуждая по коридорам дворца, пытаясь привести мысли в порядок, пока, наконец, не вернулась в бальный зал. Слова Герасима Строганова всё ещё звучали в голове, тяжёлые, как надгробные плиты.

Брак с Игорем. Или позор. Выбирай.

— Ваша Светлость?

Голицына вздрогнула. Перед ней стоял слуга в парадной ливрее — один из отцовских камердинеров.

— Его Светлость просит вас присоединиться к нему в Зелёной гостиной.

Василиса кивнула, не доверяя собственному голосу. Слуга развернулся и двинулся по коридору, а она последовала за ним, механически переставляя ноги.

Парадная Зелёная гостиная, предназначалась для небольших аудиенций. Стены полукруглого зала был обиты зелёной и золотой тканью, созданной по рисункам художника Артари Анжиоло, потолок расписан цветочным орнаментом. Отец любил принимать здесь важных гостей — достаточно приватно для серьёзных разговоров, достаточно впечатляюще для демонстрации богатства.

Когда слуга распахнул двери, Василиса увидела отца у камина. Рядом с ним стоял незнакомый мужчина лет тридцати — высокий, с холёным лицом и самоуверенной улыбкой. Дорогой костюм из тёмно-синего бархата, золотые запонки, перстень с крупным сапфиром на мизинце. Всё кричало о деньгах и статусе.

— Василиса! — князь Голицын повернулся к дочери, и на его лице появилось выражение, которое она знала слишком хорошо. Так отец смотрел, когда речь шла о выгодных союзах и политических расчётах. — Познакомься. Граф Ферзен Кантемир Леонидович. Младший сын главы Гильдии Артефакторов.

Незнакомец шагнул вперёд, и его улыбка стала шире.

— Мы обсуждали возможность… сближения наших домов, — добавил отец, и в его голосе не было ни давления, ни приказа. Только намёк. Ясный, как день.

Ферзен взял руку Василисы и поднёс к губам. Поцелуй длился на мгновение дольше, чем позволял этикет. Его пальцы задержались на её запястье, и геомантка почувствовала, как по коже пробежали мурашки отвращения.

— Княжна, — произнёс он, и его взгляд скользнул по её фигуре — оценивающий, почти похотливый. — Наслышан о вашей… необычной истории в Пограничье. Очаровательно.

Василиса заставила себя улыбнуться. Губы не слушались.

— Благодарю.

Пока отец говорил что-то о торговых соглашениях и перспективах сотрудничества, Ферзен продолжал рассматривать её. Не как человека — как вещь. Как породистую кобылу на ярмарке. Его глаза задерживались на груди, на бёдрах, и каждый раз, когда князь отворачивался, в них появлялось что-то маслянистое, липкое.

«Он смотрит на меня так, будто уже владеет мной», — подумала Василиса, и к горлу подступила тошнота.

Разговор тянулся бесконечно. Ферзен рассказывал о своих достижениях в артефакторике, о семейных владениях, о планах на будущее. Его голос был приятным, слова — правильными, но за ними скрывалась пустота. Красивая обёртка без содержимого.

Наконец он откланялся, улыбнувшись.

— Надеюсь на скорую встречу, княжна, — промурлыкал он, и в этих словах прозвучало обещание.

Когда за ним закрылась дверь, отец устало уточнил:

— Что думаешь? Понимаю, не самый… обаятельный молодой человек. Но посмотри на